Владимир Немцов - Избранные сочинения в 2 томах. Том 2

Так думали и другие. Испытания были рассчитаны на трое суток, и вдруг неизвестно почему «Унион» начал снижаться. Об этом последовательно сообщали контрольные пункты. Но самое страшное, что Дерябин даже не пытается возвратить «Унион» на свою орбиту. Что же там случилось?

Набатников и Дерябин ушли на пункт управления. Тянулись долгие минуты, однако, судя по точке на экране, «Унион» спускался к Земле. Это же видели инженеры, обслуживающие аппаратуру радиотелеуправления. Если бы они не были заранее предупреждены, то могли бы удивиться, как это при сильном боковом ветре и без всяких корректирующих сигналов с Земли «Унион» точно следует заданному курсу на юг.

В какой-то мере это успокаивало Набатникова. Значит, с Поярковым ничего особенного не случилось, если он может управлять «Унионом». Последние телеметрические показатели его самочувствия были приняты сравнительно давно, во всяком случае до резкого снижения «Униона». Тогда и Поярков и Багрецов чувствовали себя хорошо.

А как сейчас? Все механизмы «Униона», все его приборы были в полном порядке, об этом свидетельствовали радиограммы контрольных пунктов. Но там не могли принимать голоса человеческого сердца.

Набатников прошел в лабораторию, где этот голос записывался. Ползет шелестящая лента. Вот прежняя зубчатая кривая Пояркова, вот — Багрецова. Скоро, когда «Унион» прилетит поближе, опять появятся зубчики. А вдруг они выровняются, погаснут и замрут в прямой безжизненной линии?

Отгоняя эти мысли, Набатников убеждал себя, что если бы такое случилось, то «Унион» не мог бы точно держать курс. Значит, ведет Поярков. Но он там не один. Неужели беда с Багрецовым? А иначе зачем идти на посадку?

Из кабинета послышались продолжительные звонки междугородной. Набатников решил, что вызывает Москва. Несомненно, там беспокоятся. Но как им ответить?

Да, действительно, звонок был из Москвы. Набатникова предупредили, что с ним сейчас будут говорить. В трубке было слышно только тяжелое дыхание Набатникова. Он ждал.

— Афанасий Гаврилович? — спросил солидный мужской голос, и, когда тот подтвердил, посыпалась скороговорка: — С вами говорят по поручению редакции научно-популярного журнала…

— Кто говорит?

— Пирожников. Мы бы хотели знать ваше мнение по поводу «космической брони» Валентина Игнатьевича Литовцева. Мы даем подборку о работах его лаборатории. По нашим сведениям, «космическая броня» успешно выдержала высотные испытания…

— Откуда у вас эти сведения?

— Есть материалы, фотоснимки. Мы ожидаем, что в ближайшие дни появится сообщение об успешном полете «Униона», так вот, нам хотелось бы дать в очередном номере…

— Но мы-то здесь при чем? — рассердился Набатников. — В «Унионе» были два окошка из этой вашей брони. Потом их выбросили. Можете так и написать.

— Здесь какая-то ошибка. О работах Валентина Игнатьевича писали не раз. А сейчас, когда осваивается космос, его изобретение…

— …ни черта не стоит, — уже не мог сдержаться Набатников. — И это не мое мнение, а ведущего конструктора.

— Могу я с ним переговорить?

— Не можете. — И Афанасий Гаврилович бросил трубку.

Потом он ругал себя за грубость, что дал волю чувствам, но в ту минуту, когда решалась судьба людей и того же Пояркова, с которым действительно нельзя было переговорить, рекламные трюки изобретателя «космической брони» казались невыносимыми.

Следователь предупредил Афанасия Гавриловича, что Медоваров избегал телефонных звонков Литовцева, боялся его и горько раскаивался, что помогал ему «в реализации изобретения». Вот почему изобретатель ничего не знал о неудачных испытаниях иллюминаторов. Надо полагать, что звонок Пирожникова был не случаен и подготовлен самим Литовцевым. Но разве к этому доктору наук можно предъявить хотя бы какие-нибудь претензии? Он чист перед судом и даже перед богом, в которого тайно верил.

«Унион» приземлился на закрытом аэродроме неподалеку от Ионосферного института. В составе специальной комиссии туда выехали Набатников и Дерябин. Космические путешественники сейчас находились в медпункте. К ним поспешили врачи, чтобы выяснить их самочувствие, а заодно и провести некоторые исследования.

Убедившись, что с Поярковым и Багрецовым ничего страшного не случилось, Набатников не стал их тревожить.

— Пусть пока отдохнут. А мы займемся техникой.

Для осмотра «Униона» пришлось облачиться в защитные костюмы. Если кабина космонавтов была надежно изолирована от космических частиц и атомных двигателей, то в других отсеках диска могли сохраниться следы вредных излучений.

В составе комиссии были также и биологи. Хотя телеметрические приборы и показывали, что подопытные животные чувствовали себя неплохо, но все же лучше всего убедиться в этом собственными глазами, и не на расстоянии, а непосредственно обследовать своих питомцев. Погладить их, приласкать. Они этого заслужили.

Даже крохотную амебу, видимую только под микроскопом, хотелось погладить стеклянным волоском — скальпелем микрохирурга. Она тоже участвовала в космическом полете, и на ней можно было проследить, как в условиях невесомости происходит деление клеток.

Набатников и Дерябин прежде всего пошли в сектор биологов, чтобы выяснить подробности гибели Тимошки и найти метеорит, который пробил стенки камеры. Неужели он падал не сверху, а действительно, как предполагает Борис Захарович, летел по орбите вроде спутника?

У дверцы Тимошкиной камеры сняли пломбу, повернули ключ в замке и осторожно вытащили труп. В боковой стенке темнело обугленное отверстие, похожее на пулевое. А на противоположной стороне — дырка с рваными краями. Видимо, метеорит застрял в термоизоляционной обшивке, так как в соседней камере отверстия не было.

Борис Захарович попробовал по привычке протереть очки, но рука его скользнула по поверхности прозрачного колпака.

Прежде чем вскрыть обшивку, Афанасий Гаврилович приказал сфотографировать внутренность камеры, чтобы потом учесть все подробности, необходимые для определения траектории полета метеорита.

И вот наконец метеорит лежит в стеклянной баночке.

— Да, кажется, ты, Борис Захарович, прав, — сказал Набатников, передавая баночку Дерябину. — Это спутник. Только сиротский.

— И к тому же пакостный.

Сквозь стекло можно было рассмотреть обыкновенный стальной шарик, вроде как от подшипника. Он уже покрылся окалиной и, видимо, скоро бы сгорел или распылился, если бы не встретился с «Унионом».

— Идем узнаем, наверное, остальные шарики тоже достали, — сказал Дерябин и заторопился к выходу.