Владимир Казаков - МИР ПРИКЛЮЧЕНИЙ 1973. Ежегодный сборник фантастических и приключенческих повестей и рассказов

Принято было считать, что так от бога.

Среди землецов ходили об урбанах разные слухи. Говорили, например, что урбан в два раза выше землеца, что с лица о а темен, потому что в кожу въедается городская копоть, которую не отмыть. Говорили также, что жители мегаполиса умеют ходить пешком и даже предпочитают пеший способ передвижения, поскольку на городских магистралях слишком много манипуляторов. Да мало ли что еще говорили!

Что до землецов, то уже три сотни лет нога их не касалась почвы. Благо поля были достаточно обширны, чтобы два встречных манипулятора могли разминуться…

Ноги землецов постепенно атрофировались. Попробуй полежи три дня — и ноги как чужие. А если три века!

— Послушай, Грено, — сказал однажды Румо. — Силовое поле, окружающее город, захватывает машину, если у человека, сидящего внутри манипулятора, нет жетона. Так?

— Конечно, — согласился Грено, не понимая, куда клонит юноша. — Ты что же, думаешь, жетон можно подделать?

— Не то, совсем не то! А что, если… — Румо перегнулся через борт маника и что-то быстро и горячо зашептал на ухо старику.

Лицо Грено словно окаменело. Затем улыбка тронула обветренные губы.

— Неплохая идея, малыш, — сказал Грено. — Во всяком случае, для нас это единственный шанс попасть в мегаполис. Но ты представляешь, как много нам нужно трудиться?

— Какой землец боится труда? — воскликнул Румо.

— Что ж, тогда попробуем, — решил Грено.

…С некоторых пор Румо зачастил к Грено. Он бросал свой квадрат без присмотра, вернее, оставлял у пульта одного из белковых, хотя это строжайше возбранялось,

Грено и Румо запирались в просторном хранилище и долгие часы не выходили оттуда.

Если бы сборщик наткнулся на квадрат, брошенный землецом, виновному не поздоровилось бы. Но судьба благоволила к заговорщикам…

Дело подвигалось медленно. Осуществить то, что придумал Румо, было куда труднее, чем могло показаться поначалу.

Первая попытка окончилась плачевно. Грено занял наблюдательную позицию у окна, откуда просматривалась главная дорога, по которой мог появиться сборщик. Наступила решительная минута.

— Ты первый. Давай, малыш, — сказал Грено. — Если что, я подам сигнал.

Румо отстегнул привязные ремни, осторожно отвел от висков эластичные щупальца-биоконтакты, с помощью которых его мысленные приказы передавались манипулятору. Теперь Румо был сам себе хозяин. Руки Румо слегка дрожали. Он перегнулся через борт манипулятора, и ему показалось, что пол где-то глубоко внизу…

— Не мешкай, — поторопил его Грено.

Румо взял двумя руками собственную ногу, легкую, будто ватную, и перенес ее через борт манипулятора. Затем то же проделал с другой ногой. Немного подождал, свесив ноги за борт. Затем наклонился и, оттолкнувшись руками, неловко спрыгнул. Ноги подогнулись, и Румо во весь рост растянулся на полу.

— Ушибся? — тревожно спросил Грено.

— Немного, — выдавил сквозь зубы Румо, пытаясь подняться.

Это, однако, ему не удалось. Румо подполз к стене и ухватился за вертикальную стойку стеллажа. Перебирая по ней руками, он поднялся во весь рост и застыл, напряженно улыбаясь. Но старик видел, что Румо держится лишь на руках.

Переведя дух, Румо сделал попытку шагнуть… и снова рухнул на пол.

— Попробуем постепенно, — начал Грено.

— Пустая затея, — прервал его Румо, ударив кулаком по грязному пластику пола.

— Пожалуй, на сегодня достаточно. Залезай-ка обратно в манипулятор, — сказал Грено,

Но добраться до маника Румо уже не мог: силы полностью оставили его.

— Подзови к себе маник, — велел Грено.

Румо молчал.

— Отдай мысленный приказ, — громче сказал старик.

Но Румо не пошевелился. Встревоженный Грено переместился к Румо: юноша был в глубоком обмороке…

Кое-как Грено удалось водворить Румо обратно в полость манипулятора.

Когда Румо пришел в себя, он долго не хотел или не мог разговаривать, и в его больших глазах застыли слезы бессилия и ярости.

— Нет, я никогда не научусь ходить! — с отчаянием произнес он.

— Такие вещи не делаются сразу, — сказал Грено.

— Я не знал, что это так трудно.

— Мне будет труднее, малыш. Но я верю, что у нас получится. — Грено понизил голос и добавил: — Только бы никто не узнал. А теперь ступай на свой квадрат.

— Значит, до завтра?

— До завтра.

Грено смотрел на дорогу, пока не заслезились глаза. Машина, везущая Румо, казалось, скользила по земле — столь тонкой была воздушная подушка. Манипулятор мчался по прямой, как луч, дороге. Капля превратилась в точку, наконец и точка растаяла. А Грено все смотрел, смотрел…

Дешифратор запнулся, разбирая чужие символы. Стояла глубокая ночь. Звезды заглядывали в линга-центр сквозь купол, будто только мы двое интересовали их во всем безмолвном мире. Профиль Лены четко вырисовывался на фоне панелей, по которым скользили световые стрелки. Наверно, под влиянием странного рассказа мне в лице любимой почудилось что-то незнакомое.

Шли дни. Осень сменилась зимой. Выпал первый снег. Девственной пеленой скрыл он все изъяны стынущей почвы, сто раз истощенной и вновь искусственно подкармливаемой. Морозоустойчивым сортам пшеницы мороз был нипочем — они продолжали зреть, и хранилища не пустели.

Каждую свободную минуту Румо уделял теперь одному — тренировкам, которым предавался с фанатической настойчивостью. Правда, он не рисковал покидать манипулятор в присутствии своих белковых — любой из них мог бы донести сборщику на Румо, и нарушение главного запрета дорого бы обошлось молодому землецу. Румо старался массировать ноги, не выходя из машины; он щипал их, едва не плача, — не от боли, а оттого, что ее не было…

Чуть ли не каждое утро, кое-как справившись со своими нехитрыми обязанностями, Румо спешил к Грено. Здесь, под защитой старых, непрозрачных стен чудом сохранившегося древнего хранилища, оба, и старик и юноша, чувствовали себя в относительной безопасности. И они снова и снова пытались восстановить атрофировавшиеся в течение долгих столетий мышцы.

Так муравей, посаженный в банку, изо всех сил стремится вырваться наружу. Он ползет по вертикальной стенке, срывается, падает, но снова и снова идет на штурм. И наконец, после сотой попытки, муравей находит ту единственную траекторию, по которой оказывается возможным доползти до края банки и перевалить через нее…

Ноги двух землецов, как и всех остальных, представляли собой жалкие рудименты, ненужные придатки, давным-давно позабывшие, что такое самостоятельное движение, что такое упругий шаг, несущий тело.