Владимир Михайлов - Люди Приземелья (сборник)

Витька стоял перед ним, закрыв глаза и качая головой, и это дурацкое покачивание разозлило Волгина еще больше. Он на миг смолк, приготовляясь к более обстоятельному анализу Витькиного поведения, но мальчик ухитрился втиснуться именно в эту узкую щель.

– Да ведь я говорю – нет, – сказал он. – Ну, не встретил.

– Как не встретил? – спросил Волгин. – Что значит «не встретил»? Прозевал?

– Не приехала – и все, – оказал Витька.

– Да этого быть не может. Прозевал, а она небось разыскивает институт!

– Нет. Передала, что не приедет. Через пилота дирижабля.

– Так… – протянул Волгин. – И почему же это она не приедет? – Вопрос был задан таким тоном, как будто Витька являлся ответственным за поведение той, которая должна была приехать.

– Ну, раздумала, наверное, и все.

– Раздумала… – медленно, словно стараясь проникнуть в смысл этого слова, произнес Волгин. И вдруг топнул ногой: – Да ты понимаешь? Раздумала!.. А завтра? А эксперимент?

Он повернулся в сторону, словно ожидая поддержки. Но там стояла лишь Елена, с любопытством глядевшая на него. Волгин вспомнил, что он не в институте, не в своей лаборатории, и что Елена не имеет к этому никакого отношения – не говоря уже о том, что трудно признавать неудачу в присутствии любой женщины, не только этой… Он заставил себя умолкнуть.

– Да, – проговорил он через секунду, но уже нормальным голосом. – Бывает, бывает. Ничего, выкрутимся как-нибудь…

Произнося это, он понимал, что не выкрутится: все задержится на долгое время, а Корн тем временем бросит своих рамаков в мироздание. И Волгину не на что будет сослаться.

Проклятая женщина: подвести в такой момент!

– Выкрутимся! – сказал он уверенно, взглянул на Елену и понял, что ее-то он не обманул.

– Ты не меняешься, – сказала она, когда он умолк. – Все громы и молнии, да?

– В зависимости от погоды, – усмехнулся Волгин.

– Сорвалось что-нибудь важное?

– Да как тебе сказать… – промямлил Волгин, которому не хотелось врать, а говорить правду – тоже. – Впрочем, чего мы тут стоим? У нас – аграплан, отвезем тебя, подумаем, где остановиться. В гостинице – пусть в гостинице…

Он сделал шаг в сторону, пропуская Елену вперед, и еще раз – непроизвольно – провел глазами по ее пополневшей в талии фигуре. Интересно, каким будет ребенок. Это всегда интересно…

– Что?

«Интересно, каков будет ребенок», – снова произнес Волгин про себя, и на сей раз каждое слово было полно глубокого значения.

9

– Слушай, Лена, – сказал он, догнав женщину и взяв ее за рукав плаща (на большее Волгин все же не осмелился). – А может быть, в гостиницу не стоит? Это не близко, да и вообще… Давай, мы тебя устроим у нас в институте. Так, как у нас, ты нигде не отдохнешь: на полной научной основе. Поживешь, осмотришься… А вообще ты торопишься куда-нибудь?

– Да нет… – ответила она чуть растерянно.

– Вот и чудесно! Тогда, может, поработаешь у нас – полгодика или больше, как сама захочешь. Тем более – за тобой сейчас нужен квалифицированный надзор, а уж у нас медики такие, что лучших и не бывает.

– Не знаю, – нерешительно проговорила Елена, и Волгин узнал ту нерешительность, которая и раньше охватывала Елену порой в самые неподходящие моменты. – Один друг предлагал свое жилье – я отказалась. Правда, – торопливо добавила она, – это не его жилье, он сам здесь проездом…

– Ну и чудесно! Сегодня отдохнешь, а вечерком я к тебе зайду, побеседуем… Нет, нет, – перебил он себя, заметив странное выражение, мелькнувшее в ее глазах. – Я ведь понимаю, что ты! И в этом нет ничего неудобного; к нам приезжает множество людей! А? Ну? Соглашайся!

– Хорошо, – сказала Елена, и повторила громко: – Хорошо. Пусть в институте. – Она тряхнула головой, и это означало, что минутная нерешительность прошла, а, за исключением таких минут, Елена была человеком определенных намерений и решений. – Едем.

– А вот Виктор тебя проводит. Лаборант, но без него я – как без рук (Волгин знал, что Витька еще не успел выработать иммунитет против лести, а сейчас парня надо было чем-то оглушить, чтобы он не стал чересчур много размышлять о том, почему Волгин все же оказался у дирижабля и по какой причине так уговаривает женщину; к тому же слова насчет Витьки были правдой, так что это выходила и не лесть вовсе: разве что непедагогический разговор, но здесь ведь не детский сад). А я еще задержусь. Зато уж попозже приду обязательно. К психофизикам, Витя, пусть посмотрят, снимут характеристики, чтобы отдых вышел хорошим, человек устал…

Витька посмотрел на Елену, потом на Волгина.

– Ну, – сказал Волгин, – быстро, быстро. И анализы по всей программе, ясно?

Витька, кажется, хотел что-то сказать, но Волгин замахал руками, повернулся и заспешил в сторону. Ему очень нужно было остаться одному.

Ничего себе, ситуация сложилась. Громадное дело могло затормозиться потому, что какая-то неврастеничка в последний момент передумала и не пожелала участвовать в эксперименте. Хорошо, что Волгин за годы жизни на Земле не утратил способности принимать быстрые и правильные решения – способность эту он выработал на сумасшедших кораблях Дальней разведки. Дело должно быть сделано, и будет, потому что дальняя дорога по пескам поиска привела нас все-таки к оазису открытий… Так сказал бы известный всем нам Аль Бухори, если бы не лежал давно в фиолетовом песке Галатеи, тогда еще не оживленной человеком. Да, близится завершение, и не странно ли, что мы с тобой снова встретились именно на этом пути, и именно тут наши дороги сольются в одну, хотя ты меня и не любила, и не будешь любить никогда.

Волгин уселся на краю посадочного поля. Елена и Витька были уже далеко – там, где стояли аграпланы. Отсюда женщина выглядела совсем прежней, такой, как тогда, когда он впервые сказал ей о любви, но ее очередной приступ нерешительности…

Волгин вздохнул. Рейсовый дирижабль еще стоял у подножия мачты. Вот он начал медленно, едва заметно для глаза, увеличиваться в объеме. Невидимые извне устройства, преодолевая огромное давление наружного воздуха, упрямо раздвигали плоскости в ромб, и дирижабль, подчиняясь возникшему в его непроницаемом теле вакууму, отделился от прочной, устойчивой земли и пошел вверх, в свою среду. Тихо дышали моторы. Подъем становился все стремительнее, вот машина легла на курс – какая-то из граней ослепительно блеснула на солнце, – а вскоре стало уже трудно сказать, где именно скрылся легкий корабль, дешевый настолько, что даже аграпланам не удалось полностью вытеснить его. Дирижабль оставил здесь эту женщину, вместо того чтобы увезти ее с собой, – и черт бы побрал все эксперименты!