Роман Глушков - Северный шторм

Вороний Коготь собирался казнить меня лютой смертью, но никто из соратников не поспешил ему на помощь. Оторопелые норманны продолжали молча следить за происходящим да поглядывать на Фенрира, не намерен ли тот вмешаться. Горм же, в свою очередь, все еще надеялся, что никакого вмешательства не потребуется. Конунг уже едва держался на ногах, поэтому еще минута-другая – и он окончательно выдохнется. Надо лишь не препятствовать дроттину делать то, что он задумал, а именно – казнить еще одного пленника. А может быть, двух или трех – на сколько у Торвальда останется сил.

Похоже, форинг так сосредоточился на этой мысли, что упустил из виду одну существенную деталь. А какую, он понял, когда его просчет стал уже очевиден…

Грингсон бежал ко мне с занесенной секирой, думая лишь о том, как сейчас умоется моей кровью. Горм был крайне озабочен тем, как ему выкрутиться из щекотливого положения, где неверно принятое решение могло обернуться для датчанина катастрофой. Что при этом думал я, потенциальный мертвец, конунга и форинга абсолютно не волновало. Однако через мгновение им обоим пришлось волей-неволей признать, что такой вариант развития событий они не учли…

Сказать, что в этот момент я тоже думал о чем-либо, будет неправильно. Я был настолько переполнен страхом и желанием жить, что ничего, кроме этих инстинктов, и не испытывал. Взять их под контроль и умереть с гордо поднятой головой оказалось для меня невыполнимой задачей, сколько бы я ни готовился к такому исходу. А вот идею побороться за жизнь, даже когда мое поражение в этой борьбе ни у кого не вызывало сомнений, я воспринял с большим воодушевлением. Руки у меня не были связаны, ноги пока не подкашивались, а ближайший конвоир находился достаточно далеко. Будь все иначе, тогда, вероятно, я смирился бы с неизбежным и подставил шею под удар Сверкающего Хьюки, но раз все сложилось именно так, почему же я должен упрощать Торвальду задачу?..

Воистину героическими личностями являются эти испанские тореадоры – ведь то, что я сейчас пережил, им приходится испытывать при каждом выходе на арену. И пусть разыгранная мной коррида выдалась скоротечной, удивляюсь, как после нее я не остался заикой. Вряд ли разящая секира Грингсона была менее опасна, чем рога бойцового быка, – конунг рубил наверняка, сокрушительным косым ударом, отработанным им на десятках предыдущих жертв. Угоди лезвие Сверкающего Хьюки мне в плечо, и я бы оказался разрублен как минимум до желудка. Меня спасло то, что по характеру замаха я заранее понял, куда будет направлен удар. К тому же Вороний Коготь успел порядком выдохнуться, отчего атаковал хоть и яростно, но без должной скорости.

Я отскочил в сторону, когда секира уже опускалась в ударе. Отскочил недалеко, всего на шаг, после чего немедленно ринулся в контратаку. Ослабленный противник вложил в удар все оставшиеся силы, поэтому инерция неотвратимо увлекла Торвальда вслед за тяжелым оружием, которое едва не вырвалось у него из рук. Сверкающий Хьюки лязгнул о булыжник мостовой, но крепкий земной гранит выдержал столкновение с небесным металлом.

Мой план был предельно прост и возник буквально на ходу. Пока Грингсон не нанес второй удар, я в один прыжок очутился у врага за спиной, затем обхватил его здоровой рукой за шею, а больной – той, что была гораздо слабее, – быстро вырвал у Торвальда из кобуры револьвер.

Было бесполезно кричать безумцу о том, чтобы тот бросил секиру, а иначе мне придется вышибить ему мозги, поэтому я без раздумий двинул конунга тяжелой револьверной рукоятью по затылку. Грингсон захрипел, обмяк и выронил оружие, так и не успев вступить со мной в борьбу, которую я вряд ли бы выиграл, не пристрелив при этом заложника. А убивать его мне теперь было нельзя ни в коем разе…

Все произошедшее оказалось неожиданным даже для меня, не говоря об остальных. Но замешательство продолжалось недолго. Секунда, и в нас с Торвальдом уже целится добрая пара сотен стволов, а молчавшие до сего момента норманны орут, требуя, чтобы я бросил револьвер и отпустил конунга. Фенрир с перекошенным лицом держит меня на мушке автомата и неторопливо приближается. В отличие от прочих, Горм пока помалкивает. Этого типа я боюсь куда больше, чем остальных, поэтому по-быстрому отступаю назад, к бронемашине Грингсона. Оглушенный Торвальд весит, наверное, целый центнер, и тащить его не так-то просто. Однако сейчас я готов даже впиться ему в ворот зубами, лишь бы не выпустить свою драгоценную добычу. Что с ней делать, совершенно неясно. Краем глаза замечаю, как Михаил и Ярослав пытаются вскочить и кинуться ко мне, но их конвоиры начеку и быстро осаживают моих товарищей прикладами. Я же упираюсь лопатками в бронированный бок «Атрида» и только сейчас перевожу дух и ужасаюсь тому, что учинил…

Наше дело дрянь, это понятно. Никаких преимуществ заложник нам не давал. Вчетвером за широкой спиной Торвальда все равно не укрыться, а стоит мне зазеваться и высунуться из-за живого щита, как кто-нибудь из датчан тут же меня прикончит; в их исключительной реакции и меткости я не сомневаюсь. Однако, пока я целюсь в висок Грингсона, норманны мешкают. Вот и все мое преимущество. И не следует забывать, что конунг с минуты на минуту очнется – ведь я бил его раненой рукой, а для такого крепкого лба нужен удар помощнее.

Тупиковая ситуация. Если я отпущу Вороньего Когтя, он меня в лапшу покрошит. Если пристрелю – то же самое сделает Фенрир. Так кому же доверить оказать мне такую почесть: безумному конунгу или хладнокровному форингу?..

Я видел только один способ решения проблемы с выгодой для нас. Впрочем, способ этот тоже не был слишком надежным.

– Слушай меня внимательно, форинг! – прокричал я Фенриру, который находился от нас меньше чем в десяти шагах. Датчане и остальные дружинники взяли «Атрид» в кольцо и медленно, по полшага, подступали к нам все ближе и ближе. – Я все равно подохну, поэтому мне терять нечего! Однако предлагаю договориться! Сейчас мои друзья сядут в этот броневик и покинут город. Когда они отъедут на безопасное расстояние и сообщат мне об этом по рации, я отпущу твоего конунга. Даю тебе на раздумье пять секунд! Раз!..

Фенрир подал знак, чтобы бойцы прекратили галдеть, и только после этого ответил:

– Брось оружие, Хенриксон, иначе ты даже не представляешь…

– Два!..

– …что я с тобой сделаю! Не конунг – лично я, Горм Фенрир!..

– Три!..

– Или ты думаешь, мы не догоним твоих друзей? Да им не доехать даже до Флоренции!

– Четыре!!!

– Заткнитесь, вы, оба! – вклинился в наше пререкание хриплый измученный голос. Он раздался довольно неожиданно и вогнал меня в короткое замешательство. Поэтому, когда настала пора говорить «пять!» и стрелять, я заколебался. Но после того, как я вспомнил, что отведенное форингу время вышло, мой палец так и не нажал на спусковой крючок. Просто я узнал, кому принадлежит этот голос, и захотел выслушать, что он нам поведает. Горма это должно было интересовать в неменьшей степени.