Орсон Кард - Игра Эндера. Глашатай Мертвых
— Я знала, что это будет трудно.
Епископ презрительно усмехнулся.
— Трудно.
— Надеюсь, вы хорошо подумаете, прежде чем отказаться от…
— Отказаться! — возмутился епископ. — Вы считаете, я дурак? Я, может быть, ненавижу псевдорелигию этих безбожников, Глашатаев Мертвых, но если это единственный путь, который Бог открыл нам для того, чтобы спасти жизненно важные документы церкви, то я был бы плохим слугой Господа, если бы я позволил своей гордости помешать мне воспользоваться им. Мы еще не определили, какие файлы важнее, и это потребует несколько минут, но я надеюсь, что Дети Разума оставят нам достаточно времени для того, чтобы передать документы.
— Сколько времени вам понадобится? — спросил дон Кристао.
— Немного. Я думаю, не больше десяти минут.
Боскинья была приятно удивлена. Она опасалась, что епископ будет настаивать на том, чтобы отправить все свои файлы раньше Детей Разума — чтобы лишний раз утвердить превосходство епископата перед монастырем.
— Благодарю вас, — сказал дон Кристао, целуя протянутую ему руку.
Епископ холодно посмотрел на Боскинью.
— Не надо так удивляться, мэр Боскинья. Дети Разума работают с помощью мирского знания, поэтому они больше зависят от мирских машин. Мать-Церковь имеет дело с духовными сущностями, поэтому мы используем общественные компьютеры только для рутинных задач. К тому же мы так старомодны и до сих пор храним в соборе десятки настоящих бумажных Библий в кожаных обложках, так что Межзвездному Конгрессу не удастся лишить нас слова Господня.
Он недобро усмехнулся. Боскинья весело улыбнулась ему в ответ.
— Небольшой вопрос, — сказал дон Кристао. — Когда наши файлы будут уничтожены, а мы вновь скопируем их в память из файлов Глашатая, что может помешать Конгрессу сделать это еще раз? И еще, и еще?
— Это самое трудное, — ответила Боскинья. — Это зависит от того, чего хочет добиться Конгресс. Может быть, они и не будут стирать наши файлы. Может быть, они продемонстрируют свою власть и немедленно восстановят самые необходимые. Раз я не представляю, за что нас наказывают, как я могу сказать, как далеко они пойдут? Если они оставят нам хоть какой-то способ остаться верными, то, конечно, мы останемся уязвимыми для таких операций.
— Но что, если по какой-то причине они решили считать нас восставшими?
— В крайнем случае мы могли бы скопировать все обратно в местные компьютеры и отключить ансибл.
— Помоги нам Бог, — вздохнула дона Криста. — Мы остались бы совсем одни.
Епископ Перегрино заметно рассердился.
— Какая абсурдная идея, сестра Детестаи о Пекадо. Или вы думаете, что Христос зависит от ансибла? Что Конгресс может заставить замолчать Святой Дух?
Дона Криста смущенно покраснела и вернулась к своей работе.
Секретарь епископа вручил ему лист бумаги со списком файлов.
— Можно исключить мою личную переписку, — сказал епископ. — Я уже отправил свои послания. Мы позволим церкви решать, какие из моих писем стоит сохранять. Для меня они не имеют ценности.
— Епископ готов, — предупредил дон Кристао. Его жена немедленно встала и уступила свое место секретарю.
— Кстати, — сказала Боскинья. — Я подумала, что вам может быть интересно. Глашатай объявил, что сегодня вечером на площади он будет Говорить о смерти Маркоса Мария Рибейра, — Боскинья посмотрела на часы. — Очень скоро.
— Но почему, — возразил епископ кисло, — вы подумали, что меня это волнует?
— Я подумала, что вы захотите послать представителя.
— Спасибо, что сказали нам, — поблагодарил дон Кристао. — Я, пожалуй, пойду. Я бы хотел услышать человека, который Говорил о смерти Сан Анжело, — он повернулся к епископу. — Я сообщу вам все, что услышу, если хотите.
Епископ откинулся назад и улыбнулся плотно сжатыми губами.
— Спасибо, но один из моих людей будет присутствовать.
Боскинья вышла из кабинета епископа, сбежала по ступенькам и вышла в двери собора. Теперь ей нужно было вернуться в свои комнаты, потому что независимо от того, что планирует Конгресс, все их сообщения будут направлены ей.
Она не стала обсуждать это с религиозными лидерами, потому что это было не их дело, но на самом деле она отлично знала, по крайней мере в общих чертах, почему Конгресс делал это. Все параграфы, которые давали Конгрессу право относиться к Лузитании как к мятежной колонии, были связаны с правилами контактов со свинками.
Очевидно, ксенологи сделали что-то очень неправильное. Поскольку Боскинья ничего не знала, то это должно было быть что-то настолько большое, что его можно было рассмотреть со спутников, единственных аппаратов, сообщения которых направлялись непосредственно комитету, минуя Боскинью. Боскинья попыталась представить, что могли сделать Миро и Уанда: подожгли лес? спилили деревья? возглавили войну между племенами свинок? Все, о чем она думала, казалось ей абсурдным.
Она попыталась вызвать их, чтобы расспросить, но их, конечно же, не было. Ушли за ворота, в лес, чтобы продолжать то, что навлекло на Лузитанию возможность уничтожения. Боскинья напоминала себе, что они были молоды и все это могло быть смешной детской ошибкой.
Но они были не настолько молоды, и к тому же два самых блестящих ума в колонии, где было много очень умных людей. Хорошо, что по Межзвездному Кодексу правительства не могли иметь никаких инструментов наказания, которые могли бы быть использованы для пыток. Впервые в жизни Боскинья чувствовала такой гнев — она могла бы воспользоваться такими инструментами, если бы они у нее были. «Я не знаю, что вы хотели сделать, Миро и Уанда, и я не знаю, что вы сделали и для какой цели; но теперь всей колонии придется заплатить за это. И если есть на свете справедливость, я заставлю вас расплатиться за это любым способом».
Многие сказали, что они не придут слушать Глашатая — они ведь хорошие католики, не правда ли? Разве епископ не сказал им, что Глашатай говорит голосом Сатаны?
Но с тех пор, как появился Глашатай, шептались и о других вещах. Милагре был маленьким местом, где слухи были необходимым дополнением к скучной жизни; а какой смысл в слухах, если им не верят? И люди говорили о том, что младшая дочь Маркао, Куара, которая молчала с тех пор, как он умер, теперь была такой разговорчивой, что у нее появились проблемы с поведением в школе. И Ольгадо, невоспитанный мальчик с неприятными металлическими глазами, вдруг стал веселым и оживленным. Наверное, сходит с ума; или же в него вселился дьявол. Появились слухи, что руки Глашатая могут излечивать, что у него дурной глаз, что его благословение делает тебя цельным, что его проклятия могут убить, что он может словами заставить подчиняться себе. Конечно, не все это слышали, и не все слышавшие верили. Но за четыре дня, которые прошли от приезда Глашатая и до того вечера, когда он должен был Говорить о смерти Маркоса Мария Рибейра, население Милагре решило без всяких формальностей, что они придут и выслушают, что скажет Глашатай, даже если епископ скажет им не приходить.
Причиной была ошибка самого епископа. С его точки зрения, назвав Глашатая посланником Сатаны, он сделал его противоположностью всех добрых католиков. Но, с точки зрения простых людей, хотя Сатана был могущественным и пугающим, таким же был и Бог. Они хорошо понимали шкалу добра и зла, о которой говорил епископ, но гораздо больше их интересовала шкала силы и слабости — по которой они жили каждый день. И на этой шкале они были слабыми, а Бог, Сатана и епископ Перегрино были сильными. Епископ вознес Глашатая и поставил рядом с собой как сильного человека. И поэтому люди готовы были поверить в намеки на чудеса.
И поэтому, хотя объявление было сделано только час назад, площадь была полна, люди собрались в домах, которые выходили на площадь, и толпились на покрытых травой аллеях и улицах. Согласно закону, мэр Боскинья обеспечила Глашатая простым микрофоном, который она использовала во время редких общих собраний. Люди собрались вокруг платформы, на которой должен был стоять Глашатай. Многие оглядывались, смотрели, кто еще пришел. Пришли все. Конечно, семья Маркао. Конечно, мэр. А еще дон Кристао и дона Криста, и много священников из собора. Доктор Навио, вдова Пипо — старая Консейсао, хранитель архива. Вдова Либо, Бруксинья, с детьми. Ходили слухи, что когда-нибудь Глашатай расскажет и о смерти Пипо и Либо.
И наконец, когда Глашатай поднялся, по площади прошел шепоток: «Епископ Перегрино тоже здесь, в одежде простого священника. Сам пришел послушать святотатственные рассказы Глашатая!». Многие граждане Милагре почувствовали предвкушение чего-то необычного. Может быть, епископ встанет и чудесным образом поразит Сатану? Может быть, здесь случится битва, равной которых люди не знали, разве что в предсказаниях святого Иоанна?
