Роберт Хайнлайн - Достаточно времени для любви, или жизни Лазаруса Лонга

— Мудрый человек…

— …А какие ямочки на щеках! Мистер Фут, а вы бы не хотели жениться на нас с сестрой?

— Соглашайтесь! Она умеет готовить, а я красотка и шлюшка.

— Прекратите, девочки, — велела Минерва.

— Почему? Или ты уже положила на него глаз? И нам нельзя вмешиваться? Мистер Фут, Минерва у нас исполняет обязанности мамы…

— …что совершенно несправедливо…

— …потому что она на много лет моложе пас…

— …вот и получается, что нам приходится спасаться от трех матерей, вместо одной, положенной по закону.

— Оставим это! — приказал Лазарус. — Обе вы умеете готовить, но красавицами ни ту ни другую не назовешь.

— А почему ты тогда к нам пристаешь, молодчина?

— …из-за неизжитых наклонностей к инцесту?

— Дуры вы. Потому что обе вы еще юны, неопытны и вас надо оберегать.

Рыжеволосые насмешницы переглянулись.

— Лори?

— Я слышала. Впрочем, возможно, у меня галлюцинации.

— Нет, я тоже слышала.

— Заплачем?

— Не стоит. Незачем мистеру Футу видеть, как наш старичина разлетается на мелкие кусочки при виде наших слез.

— Отложим. Но пусть знает, что его ждут целых два плача с дрожащими подбородками. Впрочем, может быть, мистер Фут хочет посмотреть?

— Не хотите ли посмотреть, мистер Фут?

— Джастин, ей-Богу, я дешево продам любую из них… упаковка обойдется дороже.

— Э… благодарю вас, Лазарус, вынужден отказаться, потому что тогда они будут плакать в моем присутствии — и тут уже я разлечусь на куски. А не переменить ли нам тему? Как вам удалось осуществить эту тройную… э… иррегулярность, можно поинтересоваться? Доктор Хильдегард исправно руководит своей организацией.

— Ну что ж, если речь идет об этих двух маленьких ангелочках…

— Ну вот, теперь он издевается…

— …и не очень умно.

— Я был сбит с толку не меньше Нелли Хильдегард. Иштар Харди, мать вот этой…

— Нет, она — ее мать.

— Вы обе взаимозаменяемы: вас перепутали в первую же неделю после рождения, так что теперь никто не знает, кто из вас кто. Да вы и сами не знаете.

— Нет-нет, я знаю! Вот она иногда выходит, но я всегда остаюсь здесь.

Лазарус остановился на полуслове и задумался.

— Пожалуй, это самая краткая формулировка основ солипсизма, которую мне приводилось слышать. Запиши-ка ее.

— Если я запишу, ты попытаешься присвоить себе это высказывание.

— Я просто намереваюсь сохранить его для последующих поколений, Минерва, запиши его для меня.

— Записано, Лазарус.

— Минерва сохранила почти такую же точную память, какую имела, будучи компьютером. Итак, рассказываю… Во время отпуска Нелли Иштар возглавляла клинику, поэтому ей удалось получить доступ к моим тканям. Я тогда находился в состоянии острой ангедонии, и матери девчонок затеяли это дельце, чтобы вернуть мне интерес к жизни. Проблема заключалась лишь в том, что подобные операции на генах запрещены правилами клиники на Секундусе. Кто что делал и как — мне велели не интересоваться. Спроси у Минервы — она командовала этим делом.

— Лазарус, переселяясь в этот череп, я не прихватила с собой воспоминаний об этом.

— Вот видишь, Джастин? Они позволяют мне знать только то, что считают полезным для меня. Возможно, они и правы, ибо их самопожертвование принесло результаты: с тех пор я ощущал все, что угодно, но только не скуку…

— Лори, по-моему, налицо двойной сговор?

— Нет, просто плохо замаскированный выпад. Игнорируем с достоинством.

— Но сперва я не знал о своем странном родстве с этой парой. Нет, конечно, я знал Иштар и Гамадриаду, одну из дочерей Айры. Ты встречался с ней?

— Давно. Очаровательная девушка.

— Весьма. Матери обеих девочек очаровательны. И вот как-то раз я заметил, что они беременны — женщины проводили со мной очень много времени, — пухли как на дрожжах и молчали. Ну и я не спрашивал.

Джастин кивнул.

— Право на личную жизнь.

— Нет, просто сдержанность. Я никогда не приносил свое любопытство в жертву условностям. Я был просто заинтригован. Передо мной две девицы, которые проводят со мной каждый день и стали для меня буквально дочерьми, и на тебе — раздулись, как дочери фараона, и ничего не говорят. Поэтому я тоже надулся и стал ждать. И вот, наконец, однажды Галахад… Это их муж… ну, не совсем так; ты с ним познакомишься. Так вот, Галахад приглашает меня вниз, и обе девицы предъявляют мне по рыженькой симпатяге — лучше не бывает.

— А не сбросить ли нам со счета один плач?

— Сейчас вы не такие. Вы стали похожи на меня.

— А вот за это оскорбление положен еще один хороший рев.

— Но я ничего не заподозрил, просто обрадовался. И удивился, потому что малышки были похожи, как однояйцевые близнецы…

— Мы и есть близнецы.

— Но, поиграв несколько недель с этими младенчиками, я с природной гениальностью начал осознавать, что девицы-то сплутовали. Я думал, что уже не фигурирую в банке спермы. Однако мне прекрасно известны штуки, которые можно проделать с беспомощным клиентом во время антигерии. Наконец я догадался, что обе малышки — мои собственные дочери, рожденные с помощью искусственного осеменения тайно от меня. Я объявил об этом. Но мамаши все отрицали. Поясню: я не сердился, напротив — надеялся, что эти маленькие херувимчики — мои дочери.

— «Херувимчики».

— Не обращай внимания. Он просто пытается одурачить мистера Фута.

— Я хотел сказать, что тогда вы казались херувимчиками, несмотря на то что уже умели кусаться. Короче, я объявил, что признаю их и даю им свое имя и состояние. Тогда их матери стали совещаться со своими сообщниками — Минервой и Галахадом. Уж Минерва-то увязла в заговоре по самые предохранители.

— Лазарус, вам была нужна семья.

— Верно, моя дорогая. Мне всегда было лучше в семье; там я занят вполне безобидным делом и не скучаю. Джастин, я еще не говорил, что Минерва позволила мне удочерить ее?

— А нас, между прочим, не спросили!

— Знаете, девицы, согласно вольным нравам этой муравьиной кучи я могу отказаться от вас хоть сейчас, если вы хотите. Обрублю все концы и останусь для вас просто генетическим братом по обстоятельствам, которые зависели от меня не больше, чем от вас. Немедленно откажусь от всех прав на вас обеих — только скажите.

Девчонки быстро переглянулись. Потом одна проговорила:

— Лазарус…

— Да, Лорелея?

— Мы с Ляпис Лазулией уже все обсудили и полагаем, что лучшего отца, чем ты, нам не найти.

— Спасибо, мои дорогие.

— И чтобы подтвердить это, отказываемся от своего права на два плача с дрожащими подбородками.

— Весьма рад слышать.

— И к тому же мы хотим, чтобы к нам приставали, потому что ощущаем свою юность и неопытность.