Василий Головачев - Реквием машине времени
Пошли к Иванкину. Преподаватели жили в домиках. Георгий Алексеевич, как нарочно, обитал в самом дальнем. Где кто потерялся по дороге туда, «редкачи» и сами наутро не могли вспомнить. До цели дошел только Ус. Взобрался с трудом на высокое крыльцо. Устал. И прилег на подстилку рядом с лайкой Иванкина. Барсик подозрительно обнюхал незваного гостя, сморщился и безропотно уступил ему место.
Не стоило бы рассказывать об этой не очень красивой истории. Но тогда, к сожалению, пьянство-гулянство не считалось чем-то зазорным. Скорее, наоборот. Происшедший же случай подчеркивает еще одну черту любимого преподавателя — присущую ему деликатность, чувство такта. Он вставал всегда очень рано и, конечно, сразу обнаружил заблудившегося студента. Щадя его достоинство, Георгий Алексеевич разбудил Усатого очень хитро — так, чтобы тот не понял, что его разбудили. Ни единым словом не намекнул Георгий Алексеевич о конфузе, приключившемся с Усатым. И никто бы не узнал о нем, если бы не сам Ус — он очнулся за несколько минут до хитрого «маневра» Иванкина. И все понял. Ус вернулся в палатку, безжалостно растолкал Григория — тот, как ни странно, спал на своей койке — расспросил, что да как, да не было ли чего. И, успокоившись, рассказал о своем приключении.
Промелькнули годы учебы, разъехались по всей стране «редкачи». Взрослели, набирались опыта и все больше понимали, как много дала им геологическая практика под руководством Иванкина.
Не поверили они поначалу, что нынешние студенты написали жалобу на Иванкина. Мол, заставляет заниматься ненужным и непосильным трудом — строить дома и ходить в дурацкие и утомительные маршруты в горы. Но жалобу, увы, действительно написали. И написали ее «редкачи», которых по традиции стажировал Георгий Алексеевич.
Было над чем задуматься…
Выбор
Игорь медленно брел по аллее парка. Разноцветные осенние листья ковром устилали землю. Листья шуршали под ногами, и шорох их действовал успокаивающе.
«А снится нам трава, трава у дома, зеленая, зеленая трава…» — крутилась в голове мелодия старинной песни. Уже тогда люди, только-только вырвавшиеся из земных объятий, почувствовали, поняли горечь разлуки. Никогда раньше человек не отрывался от взрастившей его матери-земли, и горечь эта была особенной. И после Возвращения все, буквально все, видится в ином свете. Трудно передать чувства, с которыми космонавт опускается на зеленый ковер травы, гладит шероховатый ствол белой березы. Музыкой кажутся стрекот кузнечиков, птичий щебет. Воздух не вдыхаешь, а пьешь, смакуя каждый глоток. Настоящий его вкус, пьянящий аромат не каждому суждено оценить. Понимать его начинаешь после многомесячного пребывания во Внеземелье, когда радуешься каждой былинке, каждому камешку на дороге, когда все человеческие лица одинаково прекрасны. И хочется, чтобы всегда вот так же ласково светило солнце, как оно может светить только тут, на Земле. Светить для всего живого, для людей.
Недолго длится этот праздник чувств. Поэтому столь неповторимы и незабываемы первые после возвращения дни. Но сейчас праздника не получалось. Крутиков не мог сказать точно, когда это началось. Нечто странное он заметил в себе с первого дня, но не придал этому особого значения. После спусков в недра Юпитера много чему не придаешь значения. А последний спуск оказался очень тяжелым. Космический корабль-батискаф вошел в неисследованную зону, спустился за Уровень. Что увидел там Игорь, еще предстоит разобраться планетологам. Похоже, и в нем самом нужно разбираться…
Сперва Крутиков не обращал внимания на необъяснимые раздражительность и злость, которые временами стали проявляться у него по отношению к людям. Объяснял эти вспышки нервным переутомлением на Юпитере. Впервые задумался после странной встречи.
Игорь возвращался от старого приятеля, с которым опробовал немало космических трасс. Настроение было хорошее, Игорь неторопливо брел по опустевшей улице, наслаждаясь видом вечернего города. Вдруг он почувствовал злобу. Повода для нее не было, да и не могло быть. Злость проявлялась не к кому-то конкретно, а ко всему живому, ко всем людям, этим жалким муравьям, копощащимся в своем вонючем городе. Крутиков даже остановился, стараясь подавить в себе странное чувство. И тут он обратил внимание на смуглого человека с резкими чертами лица и пронзительным взглядом черных глаз. Человек смотрел куда-то мимо, губы его презрительно кривились. На Игоря он не обратил внимания, прошел как мимо пустого места, хотя они были одни на пустынной улице. По мере того, как человек удалялся, у Крутикова ослабевало чувство злобы. Но совеем она не прошла, и Игорь с удивлением отмечал в себе несвойственную ему жестокость. Это настораживало, он стал присматриваться к себе.
А вскоре Крутиков по-настоящему испугался. Случилось это в городском зоопарке, когда он подошел к пантере и вдруг почувствовал, что становится лютым зверем. Его переполняло враждебное отношение к толпящимся вокруг людям. С каким бы удовольствием разорвал их всех на куски!.. Игорь физически чувствовал, как тяжелеет его взгляд. Непреодолимое желание причинять страдания окружающим заставило шагнуть вперед. Испуганно отшатнулась какая-то женщина, перехватившая его взгляд. Он опомнился, усилием воли заставил себя повернуться и уйти. Потом он долго стоял возле зоопарка, прислушиваясь к себе. Кажется, он начал понимать…
На Юпитере, за Уровнем, Игорь потерял сознание. Там было светло, свет шел от раскаленных недр планеты. В неверном свете жидкую атмосферу планеты пронзили черные молнии. Они ослепляли, эти черные молнии. Он почувствовал нестерпимую боль, словно кто-то колол каждую клеточку, каждый нерв его тела. Черные молнии тянулись к кораблю, окутывали его. Боль стала невыносимой. Игорь потерял сознание. Автоматы вывели батискаф на поверхность планеты, виток за витком раскручивая над планетой корабль с бесчувственным человеком на борту. На аварийный сигнал с Европы вылетела спасательная ракета. Крутикова спасли.
Несколько месяцев он провел в больнице на Ганимеде, пока не окреп достаточно, чтобы вернуться на Землю. И вот тут, на Земле, он обнаруживает в себе странные свойства. Было над чем задуматься — за Уровнем Игоря не покидало ощущение чьего-то присутствия. Словно кто-то невидимый наблюдал за ним. Долго наблюдал, прежде чем основательно изучить… Но только ли изучить? Конечно, пока это догадки, малообоснованные предположения. Никто их всерьез не примет. Но как бы там ни было, он стал аккумулировать все плохое, что есть в людях. Непостижимым образом Игорю передавались эти их стремления, чувства, желания. Плохих людей мало, но у любого, самого хорошего человека всегда найдется неприятная черточка в характере. Это не страшно — человек должен уметь не замечать маленькие слабости товарищей, друзей, даже просто знакомых: А он сразу их впитывает. Встретившись с тем незнакомцем на улице, он, по существу, прошел сквозь него, прошел сквозь его злобное «я». Правда, оно пока не проявляется в нем. Несомненно одно — все эти чужие чувства, аккумулятором которых он стал помимо своей воли, со временем переполнят его, вытеснят его собственное «я». Страшно подумать, в кого он может превратиться. Для него это будет моральным самоубийством, а для людей он станет потенциально опасным. Собрать все пороки мира что-то да значит… Не превращается ли он в чье-то оружие, направленное против людей? Если это так, его присутствие среди людей нежелательно. Впрочем, для космолетчика пребывание на Земле — очень редкие праздники. Но придется навсегда отказаться и от них. Необходимо отказаться, как ни тяжело будет это сделать…
Того, случайного прохожего, он встретил второй раз. Игорь уже привык к своей способности чувствовать людей и не удивлялся…
Игорь уже убедился — чем больше он вбирает в себя, тем с большей жадностью поглощает эти мелкие, подлые нравы. Придет время, и они в полной мере проявятся в нем самом. Но что, если о его необычных свойствах узнают все…
Игорь зашагал увереннее. Сомнений больше не оставалось. Он встретит незнакомца еще раз, постарается сделать из него доброго человека. Игорь настолько уверился в этом, что почувствовал в себе странные изменения, ему стало легко, и, казалось, весь мир стал иным.
Игорь вышел из парка и пошел по улице. Туда, куда он шел, легко уехать на любом транспорте. Но Игорь специально пошел пешком. И там, где он проходил, появлялось больше веселых и радостных лиц.
Прощаясь на трамвайной остановке, однокашники еще раз напомнили Григорию, о чем нужно писать и о ком:
— О таких людях, как Георгий Алексеевич, о «загнивающей» молодежи. А ты над фантастикой умиляешься…
Григорию так и хотелось крикнуть им: «Да не писатель я, не писатель! Трудно, ох как трудно стать писателем. Гораздо легче его ругать и учить уму-разуму, что и делают все, кому не лень».
