Сергей Панченко - Ветер (СИ)

Егор вышел на площадку. Рядом с костром имелись следы пиршества: рыбьи головы и скелеты с хвостами. Судя по их количеству, еды должно было хватить человек на пять минимум. Куда же они подевались. Егор вгляделся в горизонт. Он был чист.

Мужчина спустился к воде и обнаружил следы того, что кто-то совсем недавно причаливал к берегу в этом месте. В расщелине, среди камней, остались следы от забитого деревянного колышка, за который привязывали лодку. Рядом с эти местом на камнях лежали выпотрошенные рыбьи кишки и чешуя. Подсохшие потроха были облеплены мошкарой. Судя по тому, что потроха уже подсохли, пролежали они здесь несколько часов.

Находка впечатлила Егора не меньше, чем тот случай с капитаном Терехиным, постучавшимся в их плот. Что, если это его товарищи, участвующие в поиске выживших? Егор вернулся к кострищу. Надо было оставить о себе напоминание. С собой ничего подходящего не было. Егор огляделся и увидел рядом россыпь мелких камней. Рядом с кострищем он выложил цифру «4», выложил идущую от нее стрелку, упирающуюся в латинскую букву «N». По его мнению, любому человеку должно быть понятно его послание, обозначающее, что четыре человека были здесь и теперь направляются на север.

Егор перешел на обратную сторону горы, другим маршрутом. Но там он не встретил никакого присутствия людей. Их плот, как и положено, лежал в дрейфе, на расстоянии пятидесяти метров от горы. Егор помахал руками. Сын заметил его и подогнал плот к берегу.

— Немного не успели. — Сказал Егор с сожалением. — По ходу, они останавливались здесь, чтобы перекусить. Они точно не живут на этой горе. Никаких следов, кроме костра нет.

— Может, это товарищи того военного, которого мы похоронили? — Предположила Тамара очевидную мысль.

— Я тоже так подумал. Оставил сообщение, что мы были здесь и отправляемся на север. Маловероятно, конечно, что они еще раз пристанут к этой горе.

— Ну и ладно, Егор, зато мне так спокойнее, что люди есть где-то рядом.

— Признаться, я рассчитывал получить у них медицинскую помощь для Катюхи.

— Будем считать, что это был знак, для того, чтобы мы не теряли веры и продолжали движение.

— Ну, тогда в путь! Не будем терять времени.

Плот снова отправился наматывать километры пути.

Была уже вторая половина августа. По утрам становилось настолько промозгло и туманно, что не хотелось выбираться из палатки. Судя по горам, высоким и частым это был Северный Урал. Из-за этого трудно было понять, где между гор существует пролив, а где нет. Пару раз Горбуновы попадали в ловушки. Они заплывали, как им думалось между двумя вершинами, но это оказывалось долиной с единственным выходом, в обратном направлении. Они догадывались об этом, только когда замечали появляющиеся на поверхности водоросли. Более наблюдательный Матвей указал на особенность течения воды, там, где были тупиковые долины. Неподвижная вода в этих долинах, встречаясь с течением, образовывала небольшие буруны. На границе этих бурунов была заметна разница в оттенках воды. Стоячая вода была темнее.

Егор уже понял, что сын намного наблюдательнее его и по умолчанию считал Матвея штурманом на «судне». Лавируя между высоких и отвесных скал, Егор подметил, что природа здесь сохранилась намного лучше, чем в тех местах, откуда они прибыли. Попадались здесь поляны с подветренной стороны, на которых росли мощные сосны, почти не тронутые катастрофой. Ночевать в таких местах было сущим удовольствием. Пряный воздух растительности погружал в ностальгическую атмосферу прошлой счастливой жизни. На время можно было вообразить, что ничего не изменилось в мире. Если бы не нездоровье Кати, то на такой поляне можно было бы поселиться. В округе было достаточно дров и пропитания, без нужды устраивать многодневные заплывы.

По календарю, который вел Егор, на дворе было первое сентября. В это утро он почувствовал, как пахнуло холодом. Он первым выбрался из палатки, чтобы начать готовить завтрак, и поскользнулся. Мокрые камни оледенели, превратившись в каток с нулевым трением. Егор чуть не упал на палатку, чем мог бы перепугать спавшую семью. Пришлось все делать на четвереньках, потому что стоять на ногах было совсем невозможно. Собранные с вечера по округе дрова намокли и покрылись коркой льда. Егору пришлось карабкаться к плоту, чтобы набрать пропитанных жиром брусочков для розжига, оставленных для вот таких экстремальных случаев.

Дрова, щелкая и шипя испаряющейся влагой, все-таки разгорелись. По округе разнесся пряный дым горящей хвои. Вдруг из палатки раздался кашель Катюшки. Она и раньше подкашливала, но теперь ее прихватил очень сильный кашель. Егор вздохнул. Не хватало еще застудить дочь с ее ослабшим иммунитетом.

— Кать! Ой, что это? — По обеспокоенному голосу жены Егор сразу понял, что с Катей что-то случилось.

Он залез наполовину в палатку.

— Что случилось-то? — Тревожно спросил отец.

Тамара уже ревела, дочь испуганно смотрела на отца. Тамара протянула ладонь, на которой была кровь.

— Катюшка кровью начала кашлять. — Сквозь слезы произнесла жена.

Егор почувствовал, как внутри все его чувства всколыхнулись, провернулись, оставив на поверхности страх, боль и леденящее чувство ожидания неизбежного. Он взял за ручку Катю и посмотрел ей в глаза. Ему хотелось увидеть в них силу и решительность, но глаза дочери излучали испуг и надежду на родительскую помощь. Отец прижал дочь к себе, поцеловал ее в макушку, и чтобы никто не видел его слез, отпустил и обронил на выходе:

— Минут через пятнадцать готово будет.

Отчасти реакция родителей могла подстегнуть уверенность ребенка в том, что она сильно больна. Катюшка начала чахнуть на глазах. У нее почти не осталось сил ходить. Отец относил ее с плота на берег, кормил из ложечки, укутывал тряпками, чтобы дочка не мерзла. Катюшка наедалась парой ложек бульона, потом ее начинало тошнить, а если кормить еще, могло и вырвать. Тамара выламывала себе руки, не зная, чем помочь страданиям дочери.

— Егор, ну когда мы, наконец, доплывем до этого поселка? — Тамара задавала этот вопрос раз по десять за час.

В довершение всех неприятностей, пару раз начиналась сильная метель, предвестник скорой зимы. Широты были уже полярные, и начала зимы можно было ждать в любой момент. Низкое солнце, почти не пробивавшееся сквозь плотную завесу из туч, создавало иллюзию постоянных сумерек. На душе у всех было так тоскливо и холодно, что через призму этого настроения мир вокруг казался еще мрачнее и холоднее. Драматизма мыслям добавляло, то, что Егор не знал точно, куда им двигаться после того, как они достигнут оконечности Уральских гор.