Концерт Патриции Каас. Далеко от Москвы - Марк Михайлович Вевиоровский
– И на меня хорошо действует … Я постараюсь вернуться побыстрее, мне еще надо … побегать, покомандовать.
Во время кормления Тони раздался телефонный звонок.
– Свиридов. Папа, тебя.
– Свиридов.
– Добрый вечер, Дина Егоровна. Спасибо, все обошлось.
– Спасибо, ничего не нужно.
– Завтра я постараюсь побывать в больнице. Всего доброго.
– Дина помощь предлагала, – сказал он положив трубку. – Левушка ей рассказал о твоем припадке.
– Надо Левушку поблагодарить и извиниться перед ним. Весь первый всплеск он принял на себя, довел меня до дома.
ДАША и ВОЛОЖАНИН ВПЕРВЫЕ В КОМНАТЕ
В этот день мальчики были чем-то взволнованы и вели себя неспокойно, днем плохо спали, были рассеяны.
Перед ужином зашел Воложанин, дети встретили его радостно, все расспрашивали о поездке.
Даша постаралась скрыть свою радость и встретила Воложанина сдержанно, а когда он пригласил ее погулять вечером, ответила по всем канонам деревенского уклада – отводя глаза, уклончиво и расплывчато.
– Так я подожду вас на улице?
– Подождите, только не знаю я, получится ли …
Дети засыпали плохо. Уложив и дождавшись, пока все они крепко уснут, Даша выглянула в окно из коридора.
Воложанин ждал ее. Она набросила шубейку и выбежала к нему.
– Юрий Николаевич! Не смогу я сегодня с вами погулять. Мальчики сегодня какие-то вздрюченные, спят плохо, не могу я их оставить.
– Жалость какая … Может быть тогда посидим у вас … в коридоре? Там рядом, если что – дежурный позовет.
– Где в коридоре? В комнате свиданий?
– А почему нет? Тем более, что я утром улетаю … Правда, не надолго.
– Ну, уж если вы улетаете, – Даша никак не могла привыкнуть, что можно вот так запросто закрыться вдвоем в комнате, и все могут об этом знать …
Они поднялись на второй этаж, Воложанин зажег свет в ближайшей комнате.
– Идите, посмотрите, как там дела.
Даша заглянула в спальню – все было тихо.
– Если проснется кто-нибудь – позови меня, – сказала она дежурному, и, покраснев, добавила – Я тут рядом буду, в комнате …
За неплотно прикрытой дверью в слабо освещенной комнате ее ждал Воложанин.
«Интересно, а чего-то я боюсь? Или не боюсь? Одни будем, никто не видит …» – подумала Даша.
Опыт ухаживания у нее был крохотный, если можно назвать это опытом. В последнем классе ходил как-то за ней один мальчик, пытался целовать, но когда давал волю рукам, Даша его отшивала.
Так все и прекратилось, и весь опыт ее состоял из рассказов бывшей одноклассницы – к сестрам Огородниковым на полати частенько забегала переночевать Дашина школьная подружка Валька, жившая неподалеку.
– Ой, девоньки! – шептала Валька в очередной раз, сбрасывая платье и устраиваясь между сестрами на полатях.
– Ой, девоньки! А мы с моим сегодня так целовались, так целовались! – Валька довольно потянулась.
– Он приехал из Иркутска, привез мне американские капроновые чулки с резинками вместо подвязок – вот, поглядите!
Валька задрала комбинацию и повертела полными ногами в тонких телесного цвета чулках с широкими темными полосками кружевных резинок верху, удерживающими чулки на ноге.
– Все требует, чтобы я ему показала, как они на мне! А целуется! Девоньки, истинный пассаж! Свой язык засовывает мне в рот! Я спервоначалу не поняла, а потом ничего, освоила … И сама теперь ему в рот свой язык запихиваю … А он как засосет меня, так тут же руками начинает лапать … Пока целует, всю излапает … Стоим сегодня в сенцах, целуемся, а он расстегнул мне шубенку и ну щупать да сиськи мять! Мне и сладко и больно – он сильно щиплется! Прижал меня к стенке, а тут маманя! Звону было! Она – к отцу, тот за вожжи, а я к вам! Ох, девоньки, до чего же сладко целоваться!
«Интересно, станет он целоваться? И что мне делать, ежели станет – отбиваться или нет? А как начнет руками?»
Так ничего не решив Даша шагнула в комнату.
Воложанин встал, закрыл за ней дверь и сел рядом с ней на диван.
– Вы чем-то взволнованы, Дарья Федоровна? Что-нибудь случилось?
– Нет, что вы, все в порядке. Вот мальчики только …
– А что с ними? Я ничего такого не заметил.
– Да я тоже поначалу не замечала, а они с самого утра какие-то … не такие. То ли возбуждены чем-то, то ли взволнованы … А не говорят, что такое … мало ли что они узнали … по своим информационным каналам …
Даша не сразу заметила, что он взял ее руку в свою и легонько поглаживает ее, а когда заметила, то попробовала понять – что она чувствует.
А чувствовала она, что это ей весьма приятно и ей самой хочется погладить его руку. И уж потом поняла, что даже и не подумала, что следует руку-то свою отнять и рассердится.
И хоть выскочила она в старом своем еще школьном форменном платьице – а платьице давно стало ей коротковато, и подол был поднят по ее понятиям высоковато, и коленка-то ее касалась его ноги – почему-то страшно ей не было.
И уж никак не верилось, что вдруг он набросится на нее и начнет … А что начнет – она и сама не знала, но уж совсем успокоилась, когда заметила, что задвижка на двери вовсе и не закрыта – он дверь-то и не запирал.
Она рассказывала Воложанину о мальчиках, он переспрашивал, живо интересуясь каждым ее словом, и ей было приятно, что ему тоже все это очень важно знать.
И сама она дала ему вторую руку, и этим рукам оказалось всего удобнее лежать и общаться на ее коленке. И оказалось, что совсем не в тягость молчать и смотреть друг на друга, а потом задавать такие глупые вопросы и дружно смеяться над ними. И так просто отобрать у него свою руку, чтобы поправить волосы, а потом взять его руку в свою – руки у него были большие, с сильными пальцами, но такие нежные и ласковые.
И она почему-то ничуть не смутилась, когда в дверь еле слышно постучали.
– Дима во сне плачет, – негромко за дверью сказал дежурный.
– Иду! – откликнулась Даша, и отобрав свои руки у Воложанина пошла за дежурным.
Успокоив мальчика и поправив одеяла и подушки у остальных она вернулась к Воложанину, и совершенно естественно села вплотную к нему, и прислонясь к нему плечом, по детской еще привычке поджала под себя ногу. И замерла. Короткое платьице ее
