Григорий Адамов - Тайна двух океанов

Имена подписавших радиограмму потонули в буре восторженных криков…

— Мы придем в срок!.. Мы оправдаем доверие! Мы победим! Победим!..

— К команде! К команде! — закричал комиссар. — Товарищ командир! Надо сообщить команде!

Его молодое лицо сияло под шапкой седых волос. Он подошел к капитану и, едва сдерживая неповинующийся, срывающийся голос, насколько возможно официально сказал:

— Товарищ командир, разрешите созвать немедленно команду для вашего сообщения!

Капитан положил ему обе руки на плечи, сжал их:

— Ну конечно! Семин, товарищ дорогой! Конечно! И скорее, скорее! Марш, марш!

Он повернул комиссара за плечо и, подтолкнув его к двери, бросил вдогонку:

— Всю команду и всех научных работников!

В одиннадцать часов, еще возбужденный после ликующего митинга по поводу радиограммы, Марат побежал к Кор-нееву, чтобы сообщить ему, что ремонт щита и сети управления полностью окончен им и Павликом на три часа раньше, чем предусматривалось графиком.

Марату казалось, что никогда он не работал с таким упоением, с таким восторгом, как сейчас. Ему казалось, что радиограмма была полна не слов, а необыкновенной музыки, которая продолжает звучать до сих пор в его душе. Он бежал по трапам и отсекам, напевая что-то веселое и радостное, не чувствуя ног под собой. И всюду он слышал то тихое мурлыканье, то громкое пение, всюду он видел сверкающие глаза, непроизвольные улыбки.

— Мы победим, Маратушка! — звенел ему вслед крик Крамера.

— На три часа раньше! — кричал, смеясь, Марат и летел дальше.

Он нашел Корнеева в камере электролиза под ванной, куда тот залез для работы, оставив в пределах видимости одни лишь ноги.

— Хорошо, — коротко и глухо ответил Корнеев, выслушав сообщение Марата об окончании работы и нетерпеливую просьбу о разрешении отправиться с трос-батареей. — К капитану не пойду… Некогда… Иди сам и доложи…

Капитана Марат нашел в газопроводной камере, где он вместе с бригадой Козырева удалял обломки труб, торчавшие из внутренней переборки. Чтобы добраться туда, надо было проявить немало ловкости и акробатического искусства. Песня звучала и здесь, но Марат не удивился этому: она сливалась с песней в его собственной душе.

— Спасибо за работу, Марат! — ответил капитан, выслушав его рапорт. — Передайте мою благодарность и Павлику. Пообедайте и устройте себе и ему перерыв и отдых, которые полагаются вам. Потом отправляйтесь. Сколько вам понадобится времени для этой операции?

— Думаю, часов шесть-семь, товарищ командир. Не знаю, насколько удобен и чист будет склон.

— Да-да… Конечно. Во всяком случае, торопитесь, ваша помощь нужна здесь. Держите связь с подлодкой. Ну, идите! Желаю успеха. Привет Павлику. Присматривайте за ним!

Марат прекрасно отдавал себе отчет, насколько трудна задача, возложенная на него, и не отказался от отдыха, который был ему предложен капитаном. Однако он успел во время перерыва объяснить Крутицкому, как подвязывать сосуды к трос-батарее. После обеденного перерыва, уже втроем с Крутицким, они принялись выносить сосуды из склада, подносить их к барабану трос-батареи, укупоривать их, подготовлять для них петли из проволок. Покончив с этой работой в шестнадцать часов, с полной зарядкой аккумуляторов в скафандрах, термосов, патронов с жидким кислородом, в походном вооружении, с набором необходимых инструментов и глубоководным термометром у пояса, Марат и Павлик стояли в выходной камере, почти совсем готовые к выходу из подлодки. В последнюю минуту в камеру вбежал Шелавин и всучил Марату глубоководный батометр:

— Пожалуйста, Марат… Это вас, я думаю, не очень затруднит. Небольшую пробу воды с глубины… Очень прошу.

Сейчас же за ним торопливо подошел зоолог и, отведя Павлика в сторону, тихо, чуть смущенно сказал:

— Смотри, Павлик, если попадется что-нибудь особенно интересное, не упусти, пожалуйста. Я буду тебе очень благодарен. Конечно, если… м-м-м… обстоятельства и, так сказать, время позволят… Пожалуйста, Павлик.

Через несколько минут Павлик и Марат шли уже по склону, неся на плечах конец трос-батареи, ее приемник, похожий на закрытый, несколько вздутый в середине бутон гигантского тюльпана. Спустившись шагов на пятьдесят, они положили этот бутон на обломок скалы, чтобы проверить механизм пуска трос-батареи. На тросе, у основания бутона, находился большой, с широкими лапками выключатель. Марат повернул его, и бутон начал медленно раскрываться, словно распускающийся цветок. Через минуту приемник представлял собой огромную, выпуклую в середине головку подсолнечника, усеянную, словно семечками, черными точками термоэлементов.

Убедившись в исправности трос-батареи, Марат еще раз повернул выключатель, и бутон закрылся.

— Ну, Павлик, в путь! На плечо! Раз, два! Пошли!

Медленно, незаметно темпы работ на подлодке нарастали. Исключительно напряженная работа начальников бригад и самого капитана приносила свои плоды. Немало помог делу и зоолог. Он придумал новую комбинацию витаминов, обычно добавляемых в какао, с недавно открытым витамином КЛ2, которая сразу начала успешно бороться с усталостью команды, подняла настроение, увеличила работоспособность людей. Кок Белоголовый, по указанию зоолога, каждые два часа приносил им по чашке «живой воды», как прозвал это какао Ромейко, и заставлял их тут же, при себе, выпивать.

На помощь пришел и лейтенант Кравцов. Ему было разрешено вставать с койки, ходить, читать и писать. Хотя его физическое состояние все улучшалось, но никто уже не мог узнать в нем прежнего веселого лейтенанта — смешливого, любившего поболтать и побалагурить, любовно следившего за своей наружностью. Бледный, осунувшийся, небритый и с запущенными бачками, он часами неподвижно лежал на койке, молчаливый, с устремленными в потолок глазами, думая о чем-то своем, должно быть, тяжелом и мучительном. Иногда из его груди вырывался вздох или стон, он начинал беспокойно ворочаться с боку на бок, вставал, переходил в кресло и вновь возвращался на койку, словно не находя себе места, словно стараясь уйти от каких-то тягостных воспоминаний.

Сегодня, узнав от зоолога, что напряженность общей работы еще больше возросла, он робко и нерешительно попросил его получить у капитана разрешение сменить в центральном посту старшего лейтенанта. Работы там почти никакой сейчас нет, во всяком случае она совершенно неутомительна: поддерживать радиотелефонную связь со всеми отсеками подлодки, с людьми, работающими снаружи, с капитаном, с Маратом, выпускать время от времени инфракрасный разведчик, следить за его донесениями на экране и, наконец, получать от бригад сведения о ходе работ и составлять общие сводки. Работа пустяковая, а между тем старший лейтенант освободится и примет участие в аврале. Старший лейтенант горячо поддержал предложение Кравцова, и зоолог получил у капитана это разрешение. Краска радости залила лицо лейтенанта, когда зоолог сообщил ему, что капитан удовлетворил его просьбу. Словно не веря своему счастью, как будто опасаясь потерять его, он торопливо побрился, сбросил с себя больничный халат, переоделся в форменную одежду, любовно оправил ее, почистил и осмотрел, как что-то необычайно дорогое, чуть было не потерянное и вновь счастливо найденное…