Айзек Азимов - Курсанты Академии (сборник)

- А сейчас ты говоришь мне об этом, чтобы поднять мне настроение?

- Конечно. Именно поэтому. Но мои слова - правда, потому что ложь настроения тебе не поднимает, так? Статистика - это годовые кольца на срезе ствола. Они многое скажут об истории. Скажут, сколько питательных веществ получало дерево, когда была засуха, когда - наводнение. Но эти кольца не скажут, сколько на дереве было ветвей, какие из них развивались лучше, какие - хуже, какие тянулись к небу, а какие - отмирали.

- Но ты же не можешь определить количество общностей, не так ли? В их основе легенды и ритуалы, которые связывают людей.

- Вот это нам как раз под силу. В своей работе мы сильны, Дит. Так же, как и ты. Так же, как и Лейел.

- У него важная работа! В конце концов, истоки человечества - вопрос исторический.

- Ерунда, и ты это знаешь. Лейел оставил за скобками исторические вопросы, его интересует совсем другое. Принципы, по которым жизнь людей можно отдифференцировать от жизни других особей. Если он их найдет... Разве ты не понимаешь, Дит? Тогда человечество будет воспроизводиться на любой планете, в любой семье, в любом индивидууме. Мы рождаемся животными, и мы учим друг друга становиться людьми.

Каким-то образом. И очень важно определить, каким именно. Важно для психостории. Важно для Второго основания. Важно для человечества.

- Значит... твоя забота о Лейеле - не чистый альтруизм.

- Мы заботимся о Лейеле. Так же, как и ты. Хорошие люди всегда заботливы. И добры.

- Это все? Лейел - обычный человек, у которого возникли сложности?

- Он нам нужен. Не только тебе. Нам.

- О, о...

- Чего ты плачешь?

- Я боялась... что веду себя эгоистично... так тревожась из-за него... отнимая у тебя время.

- Наверное, ты никогда не перестанешь удивлять меня.

- Наши проблемы... были только нашими проблемами. Но теперь они не только наши.

- Для тебя это так важно? Скажи мне, Дит... Ты действительно так ценишь эту общность?

- Да.

- Больше, чем Лейела?

- Нет! Но очень ценю... и поэтому виню себя в том, что тревожусь о нем.

- Иди домой, Дит. Сейчас же иди домой.

- Что?

- Твое место там. Это заметно по твоему поведению в последние два месяца, которые прошли после смерти Гэри. Ты стала нервной, раздражительной, и теперь я знаю почему. Ты злишься на нас за то, что мы держим тебя вдали от Лейела.

- Нет, это мой выбор, я...

- Разумеется, это твой выбор! Это твоя жертва во благо Второй Академии. Вот я и говорю тебе - излечить Лейела куда важнее для претворения в жизнь плана Гэри, чем твоя повседневная работа в Библиотеке.

- Ты не выгоняешь меня?

- Нет, я просто прошу тебя уделять меньше времени работе. И постарайся выманить Лейела из квартиры.

Ты меня понимаешь? Потребуй этого! Вновь наладь с ним самые тесные отношения, иначе мы его потеряем.

- Привести его сюда?

- Не знаю. В театр. На стадион. На танцплощадку.

- Мы никогда там не бывали.

- А чем вы тогда занимались?

- Научными исследованиями. Обсуждали их.

- Отлично. Приведи его в Библиотеку. Займитесь исследованиями. Обсудите их.

- Но ему придется встречаться с людьми. Он наверняка увидит тебя.

- Хорошо. Хорошо. Мне это нравится. Да, пусть приходит сюда.

- Но я думала, что мы не должны посвящать его в тайны Второй Академии, пока он не будет готов к тому, чтобы принять участие в реализации планов Гэри.

- Я же не говорила, что ты должна представлять меня как Первого спикера.

- Нет, конечно, не говорила. О чем я думаю? Конечно, он может познакомиться с тобой, познакомиться со всеми.

- Дит, послушай меня.

- Да, я слушаю.

- Хорошо, что ты любишь его, Дит.

- Я это знаю.

- Я хочу сказать, хорошо, что ты любишь его больше нас. Больше, чем любого из нас. Больше, чем нас всех. Ну вот, ты опять плачешь...

- У меня...

- ...словно гора упала с плеч.

- Как тебе удается так хорошо меня понимать?

- Я знаю лишь то, что ты мне показываешь и что говоришь. Это все, что нам известно друг о друге. Помогает только одно: долго лгать о том, какой он или она на самом деле, не может никто. Даже себе.

***

Два месяца Лейел, отталкиваясь от статьи Маголиссьян, пытался найти связь между языковыми исследованиями и истоками человечества. Разумеется, сие означало многонедельные пролистывания старых, никому не нужных статей и монографий, которые раз за разом указывали, что языковым центром Империи на протяжении всей ее истории был Трентор, хотя на серьезном уровне никто не видел в Тренторе ту самую планету, на которой зародилось человечество. Вновь Лейел отказался от поисков конкретной планеты: он хотел найти закономерности, уникальные события его не интересовали.

Лейел надеялся, что ключ к этим закономерностям лежит в сравнительно недавних, не прошло и двух тысяч лет, работах Дагуэлла Киспиторяна. Родился он на планете Арташат, в очень изолированном регионе, где сохранились традиции первых поселенцев, которые прилетели на Арташат с планеты Армения. Киспиторян вырос среди горцев, которые заявляли, что в стародавние времена они говорили на совершенно другом языке. Самая интересная книга Киспиторяна называлась "Среди нас нет людей". А многие легенды горцев начинались словами: "В далеком прошлом, когда ни один человек не понимал нас..."

Киспиторян не смог подняться над традициями, которые внушали ему с детства. Исследуя формирование и эволюцию диалектов, он вновь и вновь наталкивался на свидетельства того, что было время, когда люди говорили не на одном, а на многих языках. Ученые воспринимали как аксиому, что галактический стандарт - это осовремененный язык планеты, на которой зародилось человечество. И хотя в отдельных группах людей могли возникать диалекты, возникновение и построение цивилизации невозможно без языка, понятного всем. Но Киспиторян предположил, что галактический стандарт стал универсальным языком человечества после образования Империи. То есть одной из первых задач Империи стало искоренение всех остальных языков. Горцы Арташата верили, что у них украли их родной язык. Киспиторян посвятил жизнь доказательству их правоты.

Начал он с имен, поскольку общеизвестно, что это наиболее консервативный элемент языка. Он обнаружил, что существовало много различных принципов образования имен, и все они слились в единое целое где-то в седьмом тысячелетии Галактической эры. Одно обстоятельство вызвало у Киспиторяна особый интерес: чем дальше уходил он в глубь веков, тем более разнообразными становились имена.

Зачастую несколько планет исповедовали один принцип образования имен, из чего Киспиторян сделал очень простой вывод: человечество покинуло родную планету, объединенную одним языком, а уж со временем центробежные языковые тенденции приводили к тому, что на каждой вновь освоенной планете язык претерпевал изменения и диалекты расходились все больше и больше. Таким образом, различные языки появились лишь после того, как человечество вышло в космос. И с образованием Галактической Империи возникла необходимость восстановить единый объединяющий людей язык.