Сергей Лукьяненко - Eurocon 2008. Убить Чужого

– А остальные?

– Вон там – отец Заграмиг, священник соседнего с нашим сельского прихода. Почему он здесь, тебе, я думаю, объяснять не надо. Вон тот добрый человек – конюх. Он чем-то не угодил Агробу, подручному уже упомянутого Гуга. А там, – он указал на еще одну семейную пару: худого болезненного мужика среднего возраста и столь же худую женщину с лошадиным лицом землистого цвета, испуганно забившихся в самый темный и дальний угол, – ткач и его жена. А уж они чем провинились перед соратником Игромангом – я не знаю…

– Ну а вы, достойный господин? – спросил Всеслав.

– Я министерий церкви в Мугоне. И пытался защитить мой храм от уничтожения этими нечестивцами.

– А ваша жена?

Старичок повернул голову и окинул свою половину ласковым взглядом, а она в ответ погладила его по руке.

– Она, когда мне стали вязать руки, подхватила ухват и разбила голову одному из стражников.

Всеслав неверяще покачал головой.

– И вас никто не попытался защитить? Даже дети?

Старичок нахмурился.

– Наши дети тут ни при чем. Мы заранее знали, что произойдет, и запретили им вмешиваться.

– И они послушались?

Старичок сердито мотнул головой.

– Наши дети ни в чем не виноваты! – После паузы он попытался пояснить: – Нам уже недолго осталось, и я бы не хотел уходить в могилу, зная, что мог бы воспрепятствовать Злу, но даже не попытался ничего сделать. А им еще жить да жить…

Всеслав промолчал. Бедный старик… Где-то внутри он осознавал, что поступает, может, и правильно (в соответствии с теми правилами, которые были когда-то вбиты в его тогда еще молодую голову), но совершенно неверно. И мучался от этого… Он, считающий невыносимой СМЕРТЬ с грехом на душе, обрек детей на ЖИЗНЬ с еще большим грехом. Ей-богу, одиночная камера на двадцать пять лет была бы для любого, кто хотя бы способен стать человеком, гораздо меньшим наказанием…

– Эй, ты, чухшка, а ну подь сюды! – прервал его размышления зычный голос Громилы Глуба. Всеслав повернулся. Все пятеро бандитов выжидающе смотрели на него. А что? Подойдет – сделаем «шестеркой», нет – изобьем и поглумимся. Опять же развлечение…

Всеслав тихонько вздохнул. Да уж, послал Господь испытание… Но он собирался преподать этому миру урок. А любой урок всегда включает в себя демонстрацию смирения и терпения. Даже если являть их становиться необходимо перед теми, кого хочется раздавить как таракана. Особенно перед такими…

– Ты чего, оглох?

– Иду, господин… – отозвался Всеслав, поднимаясь на ноги. – Что вам будет угодно?

– Понимает, – одобрительно отозвался Глуб. И захохотал. И тут же к его хохоту присоединилось еще четыре голоса. А их новоявленный «шестерка» вновь исподтишка окинул взглядом камеру. Одиннадцать… Не хватало еще одного. Или, если учесть, что кем-то из бандитов в одном из примеров, которые им нужно будет преподать, во время этого урока придется пожертвовать, – двоих. Двенадцать и учитель – классическое соотношение. Конечно, можно обойтись и меньшим количеством, но, учитывая, что он не собирался так уж сильно задерживаться в этом мире, лучше было бы его соблюсти. Ну что ж, подождем. Эти двое обязательно появятся…

– Эх, сейчас бы бабу… – тоскливо протянул Гыгам и почесал мошонку.

– Да вон – бери, – со смехом отозвался Игуб и швырнул обглоданной костью в сторону жены ткача.

– Сам бери, – огрызнулся Гыгам. – От этой зеленой рожи меня только блевать тянет… Эй, как там тебя, Эслау, вот ведь наградил бог имечком… А ну прибери все здесь.

– Да, господин, – отозвался Всеслав.

– О! – вскинулся Игуб, считавшийся среди бандитов самым изощренным шутником. – Мне в обед стражник наплел, что ты вроде как того, – он сделал замысловатый жест рукой, – рыцарь?

– Ры-ыцарь, – оживился главарь. – Вон оно как… – Он окинул взглядом являвшую собой яркий пример смирения фигуру Всеслава и расхохотался. – Да ты хоть меч-то в руках держал, рыцарь?

– Да, господин, – мягко отозвался Всеслав.

– И где ж ты его потерял?

– Нигде, господин. Мой меч всегда со мной.

– Это где, в штанах, что ли? – тут же встрял Игуб. И бандиты дружно расхохотались. Как и предполагал Всеслав, они оказались самыми сложными из его учеников. Они были глупы, развращены насилием и похотью и жутко ленивы. Причем и душой, и телом, и разумом. Они даже еще не догадывались о том, что были его учениками. Между тем как все остальные уже знали или хотя бы предполагали это.

Тюрьма – почти идеальное место для школы. Конечно, не для той, в которой преподают счет, чистописание или интегральное исчисление. А для настоящей… Всеслав провел в этой камере уже неделю. Убираясь за бандитами. Вылечив старику растянутую руку. Излечив ткачу уже давно мучавшие его боли в желудке. Исцелив и успокоив душу Гурада, конюха, который попал сюда за то, что посмел отказать Агробу, пришедшему к нему в дом не просто взять, а просить руки его дочери. И уговорив бандитов позволить священнику вновь служить ежедневную мессу в дальнем закутке их общей камеры…

– Меч – это не сталь. Это – орудие веры и справедливости. И он обнажается лишь тогда, когда наступает для этого время, время укрепить веру и вернуть на трон справедливость…

Бандиты переглянулись и снова расхохотались. Уж больно забавно было слышать столь гордые слова в устах человека, безропотно согласившегося на роль «шестерки». И старательно величающего их «господами». Они не знали, что есть господин и Господин. Тот, кто властвует над тобой сейчас и неправедно, и Тот, кому ты сам, своей волей, вручаешь собственные веру и верность. И между этими двумя нет ничего общего…

– А бабу бы сейчас было бы неплохо, – мечтательно протянул Громила Глуб. И в этот момент загремели ключи. Все повернули голову в сторону открывающейся части решетки. Там в окружении стражи стояли двое – юноша и девушка. На взгляд им было лет по шестнадцать-семнадцать. Юноша, похоже, был сильно избит и еле держался на ногах, и девушка заботливо поддерживала его под руку…

– Баба… – обрадованно прошептал Гыгам, а Глуб восторженно цокнул языком…

– Приляг, Играмник, – со страданием в голосе произнесла девушка, когда их грубо впихнули внутрь.

– Не бойся… за меня… Даграйя… – в ответ просипел юноша. – Со мной… все… будет хорошо…

Всеслав покачал головой. Да уж, парню сильно досталось…

Девушка помогла юноше прилечь у стены и, повернувшись, подошла к бандитам.

– Господа, вы не могли бы дать мне немного соломы. Моему брату… ай! – вскрикнула она, когда Гыгам, пуская слюни, ухватил ее за ягодицу.

– Соломы, – вкрадчиво начал главарь, обнимая ее за талию и притягивая к себе, – дадим, красавица. Обязательно… И с братиком твоим все будет хорошо. Ежели только ты будешь с нами ласковой. А иначе он у нас быстро… – И Глуб мотнул головой. Девушка бросила на него взгляд затравленного зверька. А главарь показательно стиснул свою лапищу перед ее испуганным личиком, как будто обхватывал шею ее брата, и приказал: – Гыгам, Игуб, а ну пощекочите дворянчика…