Филип Дик - В ожидании прошлого

— Чрезвычайному полицейскому комитету, — сказал Пэмброук. — Он организует подготовку к предстоящим всеобщим выборам, после чего, разумеется, будет распущен.

Ошеломленные и остававшиеся совершенно неподвижными члены Совета последовали было за Николь.

— Нет, — остановил их Пэмброук. — Вы все остаетесь здесь. — Лицо его побелело. — С нарядом полиции.

— Вы знаете, что он собирается сделать? — спросил у Николь один из членов Совета. — Убить нас.

Слова мужчины были едва слышны.

— Она бессильна помешать этому, — заявил Пэмброук и вновь махнул пистолетом в сторону Николь.

— Мы изучали такой вариант с помощью аппарата фон Лессингера, — сказала, обращаясь к Николь, одна из женщин. — Но мы не могли поверить, что такое может случиться на самом деле. Бертольд даже не стал рассматривать такую возможность как слишком уж маловероятную. Мы думали, что подобные методы в реальной политике давно не применяются.

Пэмброук вошел с Николь в кабину лифта. Они стали подниматься на первый этаж Белого дома.

— Не убивайте их, — сказала Николь. — Пожалуйста.

Пэмброук глянул на часы:

— К настоящему времени они уже мертвы.

Кабина остановилась. Дверцы ее открылись.

— Проходите в свой кабинет, — сказал Пэмброук. — Будете выступать непосредственно оттуда. Совет не принял всерьез возможность того, что мне удастся опередить и уничтожить их. Интересно, не правда ли? Они были так убеждены в неограниченности своей власти, что решили, будто я, как овечка, пойду навстречу собственной гибели. Я вообще сомневаюсь в том, что они просмотрели предварительно эти последние несколько минут. Они, должно быть, понимали, что у меня есть шанс, но не изучили мои возможности и не выяснили, как я могу их реализовать.

— Я не верю, что они были такими дураками, — сказала Николь. — Несмотря на ваши слова и то, что они говорили сами. Имея в своем распоряжении аппарат фон Лессингера…

Ей казалось просто невероятным, что Бертольд Гольц и остальные члены Совета так легко позволили себя убить. Они должны были находиться вне пределов досягаемости Пэмброука.

— Они были очень напуганы, — сказал Пэмброук. — А напуганные люди теряют способность думать.

Они подошли к кабинету Николь. На полу перед дверью лежало неподвижное тело. Это была Джанет Раймер.

— Ситуация, в которой мы оказались, принудила нас сделать это, — сказал Пэмброук. — Впрочем, нет… мы хотели это сделать. Давайте, в конце концов, будем честными друг с другом. Позаботиться о мисс Раймер было для меня актом, совершенным по собственному желанию, а не в силу вынужденных обстоятельств.

Он переступил через тело Джанет и открыл дверь в кабинет Николь.

В кабинете одиноко стоял Ричард Конгросян.

— Со мной случилось нечто ужасное! — возопил Конгросян, увидев их. — Я больше не могу контролировать себя и окружающую меня среду. Вы понимаете, каково мне сейчас? Это жуткое состояние!

Он шагнул к ним, было заметно, что он дрожит всем телом. Глаза его были готовы выскочить из орбит от страха, а руки, шея и лоб покрылись обильным потом.

— Вы в состоянии это понять?

— Подождите, — явно нервничая, сказал Пэмброук.

Николь снова заметила тик, перекосивший его лицо.

— Прежде всего мне нужно, — сказал Пэмброук, повернувшись к ней, — чтобы вы ознакомились с тем текстом, что я вам дал. Начинайте прямо сейчас. — Он снова посмотрел на часы. — Телевизионщикам следовало бы уже быть здесь.

— Это я отослал их, — пояснил Конгросян. — От их присутствия мне стало совсем худо. Взгляните-ка! Видите вот этот стол? Я теперь — часть его, а он — часть меня! Смотрите внимательно, я докажу вам.

Конгросян вперился взглядом в стол, беззвучно зашевелил губами.

Ваза с белыми розами, стоящая на столе, вдруг поднялась и двинулась по воздуху в его сторону. А потом, прямо у них на глазах, вошла в грудь Конгросяна и исчезла.

— Я впитал ее в себя. Она сейчас — я. А я — это он! — Он сделал жест в сторону стола.

На том месте, где раньше стояла ваза, появилась вроде бы из ниоткуда и начала формироваться какая-то густая масса неопределенного цвета, чрезвычайно сложное переплетение органических тканей, гладких тонких кроваво-красных трубок.

«Да ведь это же внутренности Конгросяна, — сообразила вдруг Николь. — По всей вероятности, селезенка с кровеносными сосудами и нервными волокнами».

Чем бы ни был этот орган, он пульсировал, он был живым и энергично работал.

«Как это все сложно!» — подумала Николь.

Она никак не могла отвести взгляд от стола, да и Уайлдер Пэмброук, как завороженный, глядел туда же.

— Меня всего вывернуло наизнанку! — вопил Конгросян. — Если так будет продолжаться, мне придется поглотить в себя всю Вселенную, а единственное, что останется вне меня, — это мои собственные внутренности. После чего мне, вероятнее всего, конец!

— Послушайте, Конгросян! — Пэмброук направил дуло своего пистолета на пианиста-психокинетика. — Какого черта вам понадобилось отсылать бригаду телевизионщиков? Она мне нужна в этом кабинете, Николь должна выступить перед страной. Ступайте и скажите им, чтобы они вернулись. — Он сделал пистолетом в сторону Конгросяна недвусмысленный жест. — Или разыщите служащего Белого дома, который… — Он осекся.

Пистолет выскользнул из его руки.

— Помогите мне, помогите! — взвыл Конгросян. — Он становится мною, а я стану им!

Пистолет исчез в теле Конгросяна.

В руке же Пэмброука оказалась розовая губчатая масса легочной ткани. Он тут же выронил ее на пол, а Конгросян завопил от боли.

Николь закрыла глаза.

— Ричард, — раздраженно простонала она, — прекратите. Возьмите себя в руки.

— Да, — сказал Конгросян и беспомощно хихикнул. — Я могу теперь взять себя в руки, могу разбросать по полу органы. А возможно, если повезет, сумею и назад их отправить.

Николь открыла глаза:

— А меня можете отправить? Избавить от всего этого, прямо сейчас? Переместите меня куда-нибудь далеко отсюда, Ричард! Пожалуйста!

— Я не могу дышать! — пожаловался Конгросян, хватая ртом воздух. — Часть моей дыхательной системы оказалась у Пэмброука, и он не позаботился о ней, уронил ее. — Пианист показал рукой на полицейского.

Лицо Пэмброука побелело, с него сошел оптимизм жизни.

— Он что-то выключил внутри меня, — сказал энпэшник. — Какой-то существенный орган.

— Правильно! — завопил Конгросян. — Я отключил у вас… А вот не стану говорить, что именно. — Он с хитрым видом ткнул пальцем в сторону Пэмброука. — Скажу же я вот что. Вы проживете еще… ну, скажем… примерно часа четыре. — Он рассмеялся. — Что вы на это скажете?