Джулия Чернеда - Темная сила Вселенной

Джейсон сжимал голову руками, качаясь взад и вперед в тщетных попытках унять боль. Ее зов был таким слабым, таким отчаянным… Он едва узнал его. Но когда понял, кто это, и попытался ответить ей, ощутил лишь пустоту утраты.

То неуловимое облачко, которое было Сийрой, та связь с разумом, который он знал как свой собственный, исчезло.

Человек услышал чьи-то шумные шаги, и через миг в рубку «Лиса» влетел Барэк. Морган не удивился этому — его собственная голова гудела от силы, которую он вложил в свой ответный крик. Как будто вся его тоска по любимой, вся его подспудно тлевшая страсть вырвались наружу в одном-единственном кратком призыве.

Призыве, который — Джейсон знал это — так и останется без ответа, если он не разыщет ее. Сийра никогда прежде не обращалась к нему с такой отчаянной просьбой о помощи — возможно, и не только к нему. Какой бы опасности она ни подвергалась, он должен спасти любимую

На этот раз Морган отдался волнам поднявшейся из глубин его души ярости с благодарностью.

ГЛАВА 48

«Сийра!» Мое имя всплыло откуда-то из темноты, но это был не сон.

Морган жив.

И я, видимо, тоже.

Это была веская причина, чтобы открыть глаза — что бы со мной ни сделали, пока что я лежала без сознания и находилась в полной их власти.

Надо мной оказался потолок, белый больничный потолок с установленными на нем панелями, лившими скудный свет.

Я повела глазами, собирая информацию, которая не лишила бы меня хрупкого контроля над собственным воображением. По обеим сторонам от меня располагались похожие на смотровые столы кровати со смятым бельем, как будто те, кто занимал их, только что исчезли.

За кроватями — в некотором отдалении, благодаря чему я сообразила, что нахожусь в центре длинной комнаты или даже коридора, — начинались ряды каких-то приборов. Они деловито жужжали и стрекотали, а у некоторых корпуса были с окошечками, как будто то, что происходило у них внутри, имело ничуть не меньшую важность, чем все происходящее снаружи. Я смотрела на эти приборы с опаской — чтобы считать их безопасными, я знала слишком много, а чтобы понимать, что именно они делают, — слишком мало. Я уперлась подбородком в грудь, отчего в затылке у меня немедленно что-то лопнуло. Я лежала под простыней. Но пока что важнее всего мне было выяснить, одна ли я в помещении и наблюдают ли за мной.

Одна. Хотя, скорее всего, где-то были установлены видеокамеры наблюдения, я почувствовала мгновенное облегчение от сознания того, что мне еще какое-то время не придется иметь дело с моими врагами.

Мои руки были свободны, но точно налиты свинцом. Я заработала пальцами, сжимая их в кулаки и вновь разжимая, пока от запястий до плеч не забегали колючие мурашки восстанавливающегося кровообращения. Тогда я осторожно подняла руки и аккуратно, едва касаясь, провела пальцами по животу. Под простыней угадывались новые, более широкие полосы пластыря.

«Честное слово, установили бы уже „молнию“, что ли», — подумала я горько.

Как ни странно, этот черный юмор помог мне. Ни что-либо поправить, ни даже просто узнать, что со мной сделали на этот раз, я не могла. Значит, оставалось лишь помешать дальнейшим планам моих противников.

Я оглядела помещение.

«Клянусь, они больше ничего не сделают ни мне, ни тому, кто мне дорог», — пообещала я себе.

Возможно, они не ожидали, что я так быстро очнусь. Но скорее всего, думала я, сцепив зубы и делая шаг за шагом, они просто недооценили мою волю и решили, что я никуда не денусь с их стола. Однако с каждым шагом мне все больше и больше казалось — мои внутренности вот-вот вывалятся мне под ноги, так что, пожалуй, они переоценили мой разум.

Но я шла, пусть на нетвердых ногах и время от времени почти теряя сознание. Пока что никто не спешил бить тревогу, хотя на то, чтобы добраться от моего стола до соседнего, а от него до стены, у меня ушла, наверное, целая вечность. Твердые предметы служили для меня весьма существенной поддержкой.

А вот мысль о том, что передвигалось вместе со мной под полосками пластыря, меня совершенно не радовала. Или Балтир просто удалил оттуда что-то временное, какой-нибудь образец, который он поместил в мое тело и был очень рад получить обратно в целости и сохранности?

Дверь вела в полутемный коридор. Я с трудом переступила через порог, и она за мной захлопнулась. Я подергала за ручку и обнаружила, что дверь не поддается. Что ж, тем меньше будет искушения вернуться назад, в постель, подумала я, а ноги между тем уже несли меня вперед, как будто понимали всю важность этого, хотя течение моих мыслей было медленным, вялым.

Еще одна дверь. Тоже запертая, но кто-то, видимо, совсем недавно взломал ее, и дыра была наспех залатана куском пластика. Я нажала на дверь плечом, уверенная, что если кто-то счел эту комнату достойной взлома, то моего времени она всяко стоит.

Так и оказалось. Я ахнула при виде нескольких небольших инкубаторов — я почти не сомневалась в их содержимом. Так близко от меня, так близко от Фэйтлена? Должно быть, это именно то, что у меня похитили.

Подтвердить мое предположение было нетрудно. Я наклонилась над ближайшим ко мне инкубатором, вгляделась в крошечный комочек живой ткани, лежащий внутри, и открылась навстречу м'хиру.

Между нами существовала тонкая нить силы, почти неощутимая, но вполне реальная. Так возникала и крепла связь между матерью и младенцем, растущим в ее лоне, связь, которую ребенок, появляясь на свет, инстинктивно поддерживал еще несколько лет. За счет этого в м'хире появлялся новый коридор, которым могли пользоваться другие.

Этой энергией, вспомнила я, закрыв глаза и пытаясь не утратить сосредоточения, питались обитатели м'хира.

«Интересно, — мелькнула у меня мысль, — если мое существование, существование слишком могущественной Избирающей, представляет собой угрозу всему Клану, насколько более страшная угроза для них — это помещение, полное отпрысков Сийры ди Сарк?»

Ответ крутился в моем мозгу, и я ухватилась за него изо всех сил. Чтобы спасти Клан, поняла я с болью, которая вполне могла бы поспорить с той, что терзала сейчас мое тело, больше не должно быть Избирающих, которые способны губить не-Избранных. Те, кто носит перед именем приставку «ди», должны исчезнуть. Лишь у саддов еще остается надежда на будущее.

Это была крамольная мысль.

Но она поддерживала меня, когда я из последних сил заставляла себя переходить от одного инкубатора к другому и делать то, что должно было быть сделано, — гасить теплящийся в каждом маленький огонек, а потом принялась обыскивать все шкафы и полки в поисках других, которые могли там находиться.