Владимир Немцов - Последний полустанок

- Насколько я понимаю, - вновь заговорил он, - ваша птица может очень точно сесть в любое место Нью-Йорка, Вашингтона или какого-нибудь другого города?

- Да что вы говорите! - не смог сдержать улыбки Набатников. - Соединенные Штаты на одном из первых мест в мире по выработке электроэнергии. Там есть Ниагара, множество других рек, страна богата нефтью. Так неужели Нью-Йорку или любому американскому городу потребуется сравнительно ничтожная энергия нашей птички? К тому же ее никто и не просит.

Мейсон тяжело вздохнул.

- Есть люди, которые очень просят. Их можно видеть в Пентагоне, на Уолл-стрите. Я этого очень не хочу.

Бабкин хоть и плохо понимал по-английски, но в данном случае до него дошел даже подтекст. От себя бы он добавил, что этого не хочет не только владелец маленькой фирмы Мейсон, но и Набатников, Багрецов - никто из честных людей на всей планете.

Неужели это так трудно понять и сделать разумные выводы?

ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ДЕВЯТАЯ

В ней снова возникают нерешенные вопросы, и самый

главный из них - могут ли метеориты лететь от Земли в

космос?

В последний вечер перед отлетом Поярков и не предполагал, какое серьезное обязательство он взял на себя. Да, конечно, это все сентиментальная чепуха посмотреть на звездочку, о чем его просила Нюра. Но ведь он обещал. До чего же нелепо складывается жизнь! Первая ничтожная просьба любимой, а выполнить ее он бессилен. В небе оказалось столько звезд, они сидели прямо друг на друге, так что определить, какая здесь Нюрина, было совершенно невозможно. Вот что значит не подумавши обещать. Может быть, именно в эту минуту Нюра смотрит на свою мерцающую звездочку, а он бессмысленно шарит глазами по Вселенной.

Думалось об этом с иронией, а в сердце было тоскливо и холодно. Хоть бы дело какое найти... Впрочем...

- Оказывается, на нашу долю остались еще испытания, - сказал Поярков, обращаясь, к Вадиму.

- Например?

Поярков открыл стенной шкафчик, вытащил оттуда пластмассовую бутылку и поднес остроконечную пробку ко рту. Материал, из которого была сделана бутылка, оказался податливым, как резина, - стоило только надавить, и оттуда брызнула струйка лимонного сока.

- Теперь, говоря научным языком, будем делать глотательные движения, иронизировал над собой Поярков. - И тем самым проверять субъективные ощущения в условиях невесомости... - Он сделал несколько глотков и поперхнулся. Ничего, привыкнуть можно. Запиши, пожалуйста: "Легкое щекотание в горле". Щекотание по телеметрии не передается.

Вадим поймал карандаш и с сомнением посмотрел на Пояркова:

- Как-то неудобно начинать с этого.

- Но ведь ты же отказался от лирики. Происшествий тоже никаких нет. Ничего, ничего, записывай. Врачам это важно.

Волнение мешало Вадиму плотно позавтракать перед отлетом, а сейчас все это прошло и появилось вполне земное и недвусмысленное ощущение пустоты в желудке.

Примитивные приспособления успешно решают задачу питания в космосе, где можно обходиться без ножей и вилок, хотя они и считаются одним из признаков культуры.

Полужидкая пища вроде паштетов заключена в тюбики, какие-нибудь куриные котлеты, похожие на эскимо. Никаких хозяйственных хлопот: не надо резать хлеб, намазывать его маслом... Короче говоря, все было предусмотрено. Вадиму подумалось, что даже гоголевский Пацюк, кому галушки скакали прямо в рот, остался бы доволен.

Несомненно, что в этом деле участвовали не только конструкторы и специалисты,

занимающиеся

вопросами питания космонавтов, но и врачи-диетологи. Они учитывали индивидуальные вкусы как Пояркова, так и Багрецова. Но все же не обошлось без промахов. Димка, по выражению Бабкина, "сладкоежка", и почему-то у него была привязанность к лимонным вафлям. Врачи разрешили взять одну пачку. Психотерапия, то, другое, третье. Пусть берет, если хочет.

И вот после завтрака Багрецову захотелось сладкого. Он вытащил из шкафчика пачку любимых вафель и уничтожил начисто. Обертку Вадим предусмотрительно запихал в автоматически закрывающийся ящик для мусора, но вскоре почувствовал, что у космической невесомости есть еще и мелкие не предусмотренные им неприятности.

Представьте себе, что вы заперты в маленьком чуланчике, которым по существу являлась кабина "Униона", и вдруг в ней оказалось множество мух. Они летают перед глазами, щекочут ноздри, забираются в рот. Всему этому есть абсолютно научное объяснение. Но от него ни Вадиму, ни Пояркову не легче. Сухие вафли рассыпались на мелкие крошки, чего Вадим не замечал, и крошки эти начали плавать в кабине. Ничтожное колебание воздуха - потянешь носом, вздохнешь - и невесомые острые частицы летят к тебе.

Поярков чихал до слез, Вадим ловил крошки ртом. А внизу беспокоились, слали шифрованные радиограммы и спрашивали, что случилось? "Почему, дорогие друзья, у вас ненормальное дыхание?"

Поярков отвечал также шифром, передвигал то один рычажок, то другой, но запас слов и понятий у сигнального аппарата ограничен. Разве объяснишь, что произошло?

Не такая уж это большая беда, но ведь и мухи могут испортить настроение. Вадим хотел было снять рукавицы, чтобы легче выловить крошки, да побоялся, Поярков почему-то не разрешает. Неужели даже сейчас опасается, что космический холод проникнет в кабину?

Колючая крошка попала в глаз. Это уже совсем нехорошо. Вадим спросил разрешения у Пояркова отстегнуть ремень. Отстегнул - и повис в воздухе. Но самое обидное, что это необходимо было не для проверки ощущения невесомости, а для ловли проклятых крошек, причем не руками, а ртом. Летишь - будто ласточка за мошками, ощущение, конечно, необычное, но противное человеческой природе.

Кое-как справившись с летающими крошками, Вадим только сейчас понял, почему перед входом в кабину у него придирчиво осматривали бахилы. В самом деле, а вдруг к подошвам прилипли бы кусочки почвы, песок? Ловить его, когда он станет невесомым, было бы куда как неприятно.

И в то же время без лишней сентиментальности Вадим подумал, что зря не взял с собой щепотку родной земли. Положить бы ее в карманчик у сердца, пусть согревает в дни тягостной разлуки. А ведь прошли всего лишь сутки с момента отлета. Говорят, что на Марс надо лететь многие месяцы. "Нет, такое путешествие не для меня", - решил Вадим и опять с тоской посмотрел на Землю.

Там наступал день. Казалось, что кто-то властной рукой стягивал с планеты черный бархат ночи. Земля светлела, стала полумесяцем, он рос, полнел на глазах и наконец засиял в пустоте, как огромная Луна.

Удивительно короткий день. Если бы он был рабочим, как на Земле, то за это время ничего не сделаешь. На электричке из пригорода дольше ехать. А здесь Багрецов промчался через целое полушарие. Страшно подумать, что если бы на самом деле так мелькали дни и ночи. Только бы и делал, что срывал листики календаря. Оглянулся, а он уже тощий. Год прошел и никакого тебе в жизни удовлетворения - даже месячного плана не выполнил. В данном случае более удаленная орбита имела свои преимущества - не так уж быстро сменялись бы дни и ночи. Сутки нормальные, располагай ими по привычке.