Владимир Савченко - Черные звезды (сборник)

— Вот спасибо! И вы отдадите меня им на растерзание?!

«Ну… это как сам пожелаешь. Что до нас, то мы, конечно, сделаем все, чтобы максимально восстановить твою коммуникабельность».

«Я сделаю, я! Есть идея. Ты еще будешь целовать „мои волосатые руки!“» красно-оранжево обнадеживает Борис.

«И последнее: Камила здесь. Допустить ее к тебе?»

— Она знает?

«Не больше чем другие».

— А что знают другие?

«Официальное сообщение: психонавт, доктор физико-математических наук

М. А. Колотилин завершил самый долгий в истории человечества радиополет по медиане с самостоятельным изменением траектории. Возвращение прошло удовлетворительно, психонавт обследуется».

Конечно, раз жив — уже удовлетворительно. На троечку.

— Нет, пока не надо Камилу… раз я обследуюсь.

Они поднимаются — рокочущий шум перемещений, изменений освещенности. Уходят. Я чувствую себя очень усталым: то ли от способа общения, то ли от узнанного. «Оставь надежды…»

Темно, тихо, одиноко. Очень одиноко.

VI

В школе и в институте мне плохо давался английский. Ну, не шел — особенно этот кошмарный звук «th». Еле сдавал экзамены. Так было до тех пор, пока в англо-американских научных журналах не появились статьи обо мне. Не только, правда, обо мне: и о Борисе, о ныне покойных Олафе Патерсене, Ване Птахе, Арджуне, Гуменюке… о всей нашей команде психонавтов; но и обо мне был где абзац, а где и два. Откуда и взялось прилежание к «инглишу», понимание его! Надо же было прочесть, проверить, не исказили ли мой неповторимый образ или фактику. Большое дело личный интерес.

А теперь такое отношение прорезалось у меня к нейрофизиологии, психофизиологии, психокибернетике, пси-бионике, к теориям восприятия — ко всему кусту наук, исследующих и объясняющих, почему мы так видим, так слышим и т. п. Фотоэлемент скользит по строкам, штырьки бегло сообщают моим пальцам слова и знаки. Наиболее понравившиеся места я диктую на магнитофон, чтобы потом увидеть в цвете. Читаю, как детектив, до глухой ночи.

Увы, это еще не законченный детектив. Ясно строение глаза, уха. Более или менее известны схемы нервных путей от них в мозг, разветвления их, схождения, перекрещивания… словом, все то, что, по меткому выражению Борюни, можно узнать при вскрытии. А вот что касается взаимодействия живых глаз и ушей с живым мозгом: ориентировки, узнавания образов, расшифровки звуков, поиска и выделения нужной информации — всех основ целесообразного, разумного поведения — ой, худо! «Несмотря на то, что процесс нахождения определенных предметов по их зрительному изображению пока еще непонятен (!), следует допустить…» «Что происходит с акустической информацией на пути ее от уха к мозгу? Ответ на этот вопрос может вызвать лишь разочарование».

Так пишут наиболее добросовестные авторы. Прочие же в преподавательском апломбе просто умалчивают о нерешенных вопросах, будто их и нет; и то сказать, как спросишь со студента, если сам признаешься, что в данной проблеме ни бум-бум!

Эксперименты на кроликах, лягушках, кошках («Для чего нужны кошке нейроны-детекторы изменения частоты в коре мозга? Мы этого не знаем». — П. Линдсей, Д. Норман. «И я тоже».-М. Колотилин.), реже на обезьянах. По большой части они сводятся к тому, что у бедных тварей что-то разрушают или удаляют (участок мозга, нерв, деталь уха или глаза), — и уже одним этим напоминают, да простит меня великая наука, анекдотический опыт, доказывающий, что таракан слышит ногами: если постучать по столу, то контрольный таракан убегает, а подопытный, с оторванными ногами, спокойно остается на месте.

Не пойду я к врачам со своим «недугом». Сдать минимум по профилактике, или там по технике безопасности-это пожалуйста; но искать у них исцеления мне нечего и думать.

…И тем не менее чтение этих «детективов» привело меня в хорошее расположение духа. Привела меня в него одна забористая, как погоня с пальбой за гангстерами, главка под названием «Временное кодирование в нейронах». Там вот о чем речь. Мы воспринимаем звуки с частотой до двадцати тысяч колебаний в секунду (а летучие мыши так и гораздо выше). Но волокна слуховых нервов-так называемые «волосковые клетки»- не могут посылать импульсы с такой частотой: их предел сотни нервных разрядов в секунду, да еще надо иметь запас частоты на передачу интенсивности (чем сильнее звук, тем чаще следуют импульсы). Как же они умудряются передавать высокие ноты? Очень просто: десятки нейронов делят работу между собой. Первое колебание высокой частоты передает одно волокно — и выдыхается на пару миллисекунд; но второе колебание порождает импульс в соседнем нейроне, третье — в следующем… и так, пока первые не подзарядятся и не включатся снова в работу. А если звук не только высокий, но и сильный, нейронов для его передачи включается побольше — все учтено.

Пусть меня заподозрят в дурном вкусе, но я смаковал эту главку с художественным наслаждением. Как-то все сразу прояснилось.

…Ведь потому и трудны исследования, что мозг — очень гибкая и чуткая сверхсложная система, не терпящая грубых вмешательств. И более честная система, чем все органы восприятия. Мир един — и все проявления его, которые мы воспринимаем различными по качествам, разные количественно (самый простой пример: «красный» и «голубой» цвета различны лишь по длине световой волны), хоть и в огромном диапазоне величин. А мозг и качественную окраску впечатлений преобразует снова в единое, универсальное: в импульсы, импульсы, импульсы, бегущие по нейронам. Благодаря этому мы и можем выделять из пестрого разнообразия жизни суть, смысл, главное.

Но если так, то чему я должен больше доверять: тому, как воспринимают мир другие, — или как воспринимаю его я сам?

…Мозг — живой гомеостат, неутомимый в своем стремлении к равновесию, из которого его то и дело выводит жизнь: впечатления, переживания, воздействия среды, процессы в теле, проблемы. Но обычные впечатления-проблемы-процессы выводят его из себя не слишком, восстановить равновесие можно обычными реакциями: покушать, совершить отправления, покраснеть-побледнеть, сказать: «Зайдите завтра» и т. д.

М о е нарушение равновесия куда сильней. Для восстановления его должна произойти глубинная пере-. стройка работы мозга. Вероятно, она уже идет во мне. Как? Какая-то новая интерпретация всех этих шквалов импульсов?

…У меня есть еще одно преимущество перед «неперепутанными» вообще и перед неистовыми экспериментаторами над кошками, в частности: я летал в «радиосутях» — и при этом воспринимал мир совершенно не так.

VII