Василий Головачев - Черный человек. Книга 2

Мальгин вспомнил.

Толчком послужили слова Шаламова, поразившие женщину в самое сердце, врезавшиеся в ее память: «Я не человек и никогда им не стану, даже если меня прооперирует твой Мальгин. Не жди меня, ни я тебе не нужен такой, ни ты мне…»

— Боже! — прошептал Клим, глядя перед собой ничего не видящими глазами. — А я никак не мог взять в толк, в чем дело. Почему она так себя… возненавидела! Ах, Данила, Данила, что же ты не вернулся раньше…

— Ты о чем? — донесся чей-то голос.

Мальгин опомнился, виновато погладил отца по руке, машинально удивился:

— Какие у тебя холодные руки, па!

— Хоть костер туши, — пошутил старик, оставаясь серьезным. — Уходишь?

Сердце у него было золотое, и сына он понимал так, как не понимал больше никто.

— Я буду приходить чаще, па, жди. А пока мне надо кое-что исправить и… кто знает, может быть, Купава еще и появится в нашем доме?

Мальгин встал и исчез. Старик остался сидеть за столом, судорожно вцепившись руками в край стола, о который только что опиралась рука сына.

Марсель Гзаронваль, он же Сеня Руцкий, бывший напарник Дана Шаламова, отыскался в Багдаде. Его разыскивала безопасность как участника движения «хирургов», и он скрывался в доме одного из своих приятелей, некоего Джафара Шабата ал-Каззаба.

Дом — типичная «многокелейная мечеть» — располагался на берегу Тигра, неподалеку от знаменитых ворот Баб аль-Вастани, архитектурного памятника тринадцатого века, и Мальгин, бросив на них взгляд, не пожалел потратить полчаса, чтобы полюбоваться сверху — от метро он летел на такси-пинассе — искусством зодчих древнего Ирака, построивших мавзолей Мусы аль-Кадима, так называемую Золотую мечеть, мавзолей Зубайды, медресе Мустансирию и другие неповторимые по красоте здания.

Пристроив пинасс на площадке для легких машин — такие площадки вырастали из стен здания, как листья на ветке дерева, — Клим спустился на шестой жилой горизонт и, прежде чем войти, задержался перед дверью. Дверь была необычной — металлической! — с памятью формы, и могла выдержать разряд «универсала». Кроме того, непрошеный гость, открыв дверь, попадал под прицел парализатора, а если и это не срабатывало — при неосторожном шаге ему на голову падала плита весом в триста килограммов.

Не квартира, а крепость, хмыкнул Мальгин. Хозяин, видать, любитель поиграть в казаков-разбойников, понаставил средневековых ловушек, как сам-то в них не попадает.

Обезвредив устройства почти без усилий, Клим открыл дверь, прошел в роскошно обставленную гостиную, напоминавшую воплощенные в натуре сказки Шехерезады: ковры, драпировки, изысканная мебель «а-ля шейх», хрусталь, золото, драгоценные камни, сверкание и блеск — и переступил порог не менее роскошной спальни. По сути, это был один огромный альков, по роскоши не уступавший шахскому, но способный вместить целый взвод. И среди этого кисейно-пухового роскошества — подносы с напитками и фруктами, установка эйфоротранса и куча тел: двое молодых людей в чем мать родила и три обнаженные девицы, обалдело уставившиеся на гостя. Для них ночь еще не кончилась, хотя шел уже седьмой час утра по местному времени. «Эскадрон жизни», усмехнулся Мальгин, брезгливо разглядывая игрище. По возможности он старался не применять свое паравидение, хотя мог бы без помех выбрать необходимую информацию из памяти Гзаронваля, но законы этики преступать не хотел.

Марсель, рослый, мускулистый, загорелый, с гривой черных волос, опомнился первым.

— Ба, хирург! — воскликнул он с ехидной улыбкой, освобождаясь от объятий сразу двух красавиц. — Старый знакомый. Давно мы с тобой не виделись.

— К-как он прошел, почему? — заикаясь, проговорил его напарник, низкорослый, плотный, весь покрытый курчавым волосом. — Я же настроил сторожа, сам проверял…

— Это же Мальгин, мастер, он может. — Гзаронваль встал на колени, и в руке у него объявился «василиск». Черный зрачок излучателя глянул Климу в лицо. — Если бы ты знал, как я рад тебя видеть! — продолжал Марсель-Семен. — Наконец-то мы имеем возможность выяснить отношения до конца… до твоего конца. — Он захохотал. — Так как, готов, мастер?

— Мухи против ветра не летают. — Мальгин перевел взгляд, и Гзаронваль с криком выронил пистолет: тот обжег ему ладонь.

— Где Купава? — негромко спросил Клим в наступившей тишине. Глянул на волосатого хозяина, и Джафар с воплем бросил на пол выхваченный из-под подушек «универсал»; ему показалось, что пистолет превратился в тарантула. Девушки, ничего не понимая, переводили взгляд с одного на другого, потом вдруг одновременно завизжали: невидимые руки отвесили им по ощутимому шлепку — и поспешили из спальни.

Гзаронваль бросился к упавшему «универсалу», схватил, направляя дуло в сторону спокойно стоявшего Мальгина, и опять выронил — пистолет превратился в зашипевшую гадюку. Из глаз бывшего спасателя начали улетучиваться последние остатки дурмана, он смотрел теперь на Мальгина с недоверием и ужасом.

— Ты… ты?…

— Где Купава? — повторил вопрос хирург.

Джафар вскочил и с криком нанес ему удар ногой в грудь… и снова завопил, теперь уже от боли, разбив пальцы, словно ударил стену. Упал, трясущимися руками обхватив ногу, потом завыл и на четвереньках выбежал вон.

Гзаронваль-Руцкий сглотнул комок в горле, глаза его стали огромными и пустыми, плескался в них только страх.

— Куп… Ку… пава… она… не знаю… ее в Хаапсалу, Ландсберг приказал, она слишком много… В общем, она у него жила… и все время была там, я приходил. А потом… не знаю… ее там…

— Что?! — От щек Гзаронваля разом отлила кровь. Он попытался отползти, судорожно отталкиваясь руками, с растущим ужасом глядя в страшные глаза Мальгина, и вдруг заскулил:

— Н-не надо… я н-не… н-ничего не делал… Она… с ней ничего… но там ее нет… а должна быть…

Мальгин повернулся и вышел, не оглядываясь, оставив бледного до синевы, дрожащего супермена наедине с его страхом. Никто не пытался его остановить, в том числе и брейкеры, боевики из «Клуба риска», охранявшие своих шефов, одним из которых был Джафар.

Через полчаса, в пятнадцать минут шестого утра по местному времени, Клим отыскал дом Казимира Ландсберга в пригороде Хаапсалу, на берегу залива Хаапсалу, возле знаменитой на весь мир грязелечебницы «Эсты».

Еще выходя из метро, он почувствовал беспокойство, а потом понял, что его ведут. Вероятно, это были «глаза» обоймы наблюдения, выполнявшей распоряжение комиссара безопасности, но они пока не мешали и нейтрализовать их не составляло труда. Труднее было заставить себя сдерживаться, не бежать сломя голову и не ныть: «Купава, отзовись!»