Юрий Никитин - Ярость

– Не бойся, – сказал он мрачно, – всего одна пуля. В лоб. Даже не почувствуешь.

Глаза того расширились, он не понимал, как можно так глупо шутить, и тут палец русского генерала начал двигаться... Коммандос стремительно метнулся навстречу, в доли секунды пролетел по воздуху два-три метра, руки вытянуты вперед для смертельного захвата, нога согнута для удара... Пивнев нажал курок. Голова американца даже не дернулась, он обрушился на то место, где только что стоял человек с генеральскими погонами, ноги подломились, и он упал грудой еще теплого мяса и горячего железа.

Из КП непрерывно трещали яростные пулеметные очереди. Глухо и страшно били гранатометы, свирепые ракеты вылетали из окон и били по видимым только из КП целям.

Пивнев сказал угрюмо:

– Очко екнуло?..

Глава 53

Самолет плыл над бескрайними просторами лесов, где как чувствовал Рэмбок, не ступала нога человека. Эту землю знали разве что по фотосъемкам из космоса. Велика эта странная страна, чудовищно велика...

Прибежал коммандос. Рэмбок еще по стуку подошв ощутил, что стряслось еще что-то непредвиденное. Рявкнул, опережая доклад:

– Что? Что еще?

– Исчез штурман.

– Что за... Куда?

– Мы уже начали обыскивать этот сарай с крыльями. Там много хлама... то есть, груза. Сотни ящиков, в каждом из которых может спрятаться пара человек...

Холодок смерти прошел по спине Рэмбока. Он чувствовал, как волосы поднялись и застыли дыбом на загривке, по всему телу, а кожа пошла пупырышками. Ощущение поражения... да что поражения, близость смерти стала такой зримой, что он взвыл от беспомощности:

– Ищите!.. Это не люди, это... скифы!

Внезапно заговорил громкоговоритель:

– Внимание! Слушайте меня, ублюдки. Я заперся в грузовом отсеке. Подо мной тонны взрывчатки, а взрыватель у меня в ладони...

Рэмбок закричал торопливо:

– Подожди! Давай договоримся!

– С отцом своим договаривайся, обезьяна, – донесся ответ. – Вы все подохнете, твари. Тут килограмма хватит, чтобы разнести самолет вдрызг, а подо мной пара тонн... И клочьев не отыщут! И хорошо, чтобы не топтали нашу землю, твари поганые...

Рэмбок знаками посылал коммандос в сторону грузового отсека. Трое младших командиров смотрели в глаза, готовые сорваться с места как спринтеры. Он закричал, торопясь и коверкая слова:

– Погоди! Все твои проблем разрешим! Нужны деньги? Тебе дадут чемодан с долларами. Нужна американская виза? Я поговорю, чтобы ускорили...

Человек расхохотался с таким презрением, что Рэмбок поперхнулся, умолк.

– Какая ты мелочь, – сказал голос с горечью, – и вот эта мелочь правит миром... Что ж мы сами виноваты. Такой мелкой твари позволили сесть на голову...

Рэмбок закричал:

– Погоди! Ты прав во всем. И сила при тебе, значит – ты прав. Но давай договоримся. У тебя есть сила, у нас – деньги. Мы можем обменяться!

– Дурак...

– Разве не за деньгами...

– Дурак... Я даю тебе время, чтобы ты успел сказать что-то стоящее. А ты... И зря твои меднолобые что-то там творят возле двери. Взрыватель в моей руке. Если мой палец перестанет давить на кнопку, то все сразу рванет... Понял? Ты слышал о магнитных кнопках?

Под смуглой кожей Рэмбока вздулись рифленые желваки. В глазах метнулся страх. После минутного колебания он сказал, едва шевеля губами:

– Отбой. Мы не успеем удержать от взрыва.

Голос коммандос, что изготовился у двери в грузовой отсек, донесся как шипение пара:

– Что теперь?

– Надо договариваться с этим сумасшедшим. Надо узнать на чем он свихнулся. На сексуальной почве? Наглотался наркоты?

В салоне самолета Савельевский раздвинул запекшиеся губы в злой усмешке. Голова его была забинтована, сквозь толстый слой марли проступали широкие пятна крови. Бортинженер сидел на полу, голова командира корабля лежала на его коленях, а кресла пилотов занимали американские коммандос.

– Ты чего?.. – спросил Савельевский почти весело. В глазах поблескивали искорки. – Вот сейчас будет понятно, кто из нас тянет род от Гавейна, а кто от того великана.

Рэмбок был бледен:

– Он не посмеет...

Савельевский сказал почти весело:

– Ты дурак, да? Это неплохое соотношение сил. Нас пятеро, вас – триста. Все как один – элита. Жаль, Америка не получит триста ваших гробов. От вас и кучки дерьма не останется.

Из динамика донеслось:

– Я хочу поговорить с командиром.

– Сделаем, – торопливо ответил Рэмбок. – Передаю ему микрофон...

Он выразительно приставил ствол к голове бортинженера. Тот побледнел, но не отводил глаз от обескровленного лица командира экипажа. Рэмбок включил переговорник. Голос штурмана донесся чуть виноватый:

– Прости, Иван Борисович.

– За что? – спросил командир.

– Не дам тебе отыграться в шашки. Как там?

Рэмбок оскалил зубы, показывал жестами, что вот-вот разнесет голову бортинженеру, если командир скажет не то, что нужно.

– Ты все время будь на связи со мной, – сказал Савельевский. – Сам понимаешь, они могут, обгадившись, от страха повыпрыгивать по дороге. Как только я умолкну, значит, открывают люк...

Рэмбок в бессилии отпихнул бортинженера, сунул ствол огромного пистолета к носу командира. Не отстраняясь, Савельевский сказал замедленно:

– А вообще, как знаешь... Услышишь что подозрительное, рви!.. Кто знает, что у них с собой за техника.

Десантники вытягивали шеи, пытаясь по движениям Рэмбока понять, на что надеяться. Голос штурмана дрогнул:

– Ах, черт бы все побрал... У меня двое детей... Как это все не вовремя... Почему мы?

– За нами Россия, – ответил командир.

Рэмбок выхватил микрофон, заорал:

– Ты победил, победил!.. Мы сдаемся. Давай договариваться. Что ты хочешь? Какие твои условия?

Из динамика донеслось презрительное:

– Тебе бы адвокатом стать... Но ты легких денег восхотел?

Рэмбок трясся, впервые не зная, как поступить. Некстати вспомнился один из занудных рассказов деда о старых войнах, странных поступках разных народов. Рассказывал, что русские сожгли свою столицу Москву, только бы выкурить захватившего ее Наполеона. Тот велел срочно погасить пожары, но ему сообщили, что губернатор Москвы при наступлении французов велел вывезти из города все пожарные насосы. Тогда Наполеон вскрикнул в ужасе: «Да это скифы!».

– Скифы, – процедил он в страхе и ненависти. – Скифы!

Русский командир услышал, но к удивлению Рэмбока кивнул одобрительно, поднял кверху большой палец:

– Молодец! Что-то да понимаешь.

– Но скифы...

– Да, скифы – мы, – сказал Савельевский негромко. – Мы любим плоть – и вкус ее, и цвет,