Владимир Михайлов - Люди Приземелья (сборник)

Он повернулся к Корну; доктор пожал плечами.

– Мы не знаем, что это. Потом попытаемся исследовать. Рамаки ведь решают на месте, что и как делать. И о материалах, и о конструкциях…

– Вы хотите сказать, что эта конструкция станции им наперед не задана?

– Конечно, нет. В космическом разнообразии, как вы знаете, типовые проекты неприменимы. Рамаки знают, какие функции должна выполнять станция, предназначенная для людей. Остальное они решают сами. Доктор Волгин, после испытания я с удовольствием расскажу вам все, что знаю по этому вопросу, но сейчас я хотел бы наблюдать…

– Извините, – пробормотал Волгин и умолк.

Что типовые проекты не годятся, это он и сам знал. Но так, сразу – без разработки, без создания модели…

– Они у вас – великолепные инженеры, – не удержался он. Корн тяжело вздохнул, но все же ответил:

– Разумеется, доктор Волгин. Но примите во внимание мощность их кристаллического мозга и его быстродействие. Уверяю вас, в переводе на наш масштаб, они затратили на проект не меньше времени, чем понадобилось бы нашему проектному отделу того же профиля. Разумеется, чтобы выиграть время, мы пользуемся определенными стандартами. Рамаки же в этом не нуждаются.

– В таком случае, завидую конструктору их мозга.

Корн удивленно взглянул на Волгина.

– Кристаллический мозг не конструируется – он выращивается. Это было открытие, не изобретение. Я полагал, что столь элементарные истины вам известны.

– Да, – пробормотал Волгин. – Что-то я, конечно, слышал…

Может быть, и действительно слышал. Но какое дело до кристаллического мозга тому, кто занят мозгом живым? Но что-то и впрямь было. Об этом сообщали. Ага! Кристаллы эти, к сожалению, не растут больше определенного размера, а способа их соединения найти не удалось. Поэтому для создания больших машин они оказались непригодными, и тогда-то и возник этот проклятый проект «Рамак».

Он снова уткнулся в перископ. Теперь на мачтах уже повис купол, сделанный, по-видимому, из того же материала. Рамаки, вися в воздухе, устанавливали пластины, из которых складывались стены. Вспыхивали огни сварки.

– Во взрывчатой среде они не очень бы… – пробормотал он. Корн услышал.

– Там они нашли бы иной способ. Изготовили бы клей, – буркнул он, не отрываясь от окуляра.

Работа шла к концу, и стало ясно, что ничего непредвиденного не произойдет. Действительно, примерно через полчаса здание станции оказалось законченным. Первая фаза испытания завершилась. Оживленно переговариваясь, работники полигона высыпали из укрытия на поверхность.

– Ну, что же, доктор, – сказал Волгин. – Должен вас поздравить. Вы сделали неплохую вещь.

– Не вещь, – сказал Корн. – И делали их не мы. Этих.

– Кто же?

– Был сделан всего один. Это – уже второе поколение.

– Дети?

– Если угодно. Но простите…

Корн повернулся к руководителю проверки.

– Все получилось великолепно.

– Задача была не особенно сложна.

– А как со вторым этапом? Вы не сможете?

– Я полагаю, что мы сможем, – сказал рамак; Волгина передернуло от этой правильности и непринужденности его речи: нет, это не был убогий, раз и навсегда затверженный язык роботов, но тем неестественнее он казался. – Мы сможем, если вы согласитесь подождать около получаса.

– Разумеется, – сказал доктор Корн.

Руководитель проверки отплыл. Затем шуршание диагравионных двигателей усилилось, группа поднялась в воздух, стремительно набирая скорость.

– Куда они?

– Обычно они опускаются где-то здесь, на полигоне. Где точно, мы не знаем: мы не старались их выследить.

«Я знаю», – подумал Волгин, но вместо этого сказал:

– А если бы их задачей была не подготовка места для людей, а самостоятельные действия?

– Не знаю, что бы они стали делать. Не станцию, во всяком случае: она им не нужна. Они стали бы приспосабливать планету к своим нуждам.

– Допустим. А что получили бы от этого мы?

– В галактике стало бы одной разумной планетой больше. Доктор Волгин, я полагаю, что теперь могу возвратить вам вашу аппаратуру. Она нам более не потребуется.

– Сердечно благодарен, – сказал Волгин. – В таком случае распорядитесь, чтобы ее отправили прямо в институт. Или нет: за вашей оградой, в той стороне, стоит мой аграплан. Перенесите туда, этого будет достаточно.

Корн отдал распоряжение. Потом вновь повернулся к Волгину.

– Итак, зрелище вас не убедило?

– Зрелище было внушительным. И поучительным. Но что значит – убедить меня? Заставить меня признать, что человек свое отлетал – это вы имеете в виду?

– Не знаю, – сказал доктор Корн. – Как вы понимаете, я не ставил своей задачей лишить человека крыльев. Отнюдь. Но я осуществил этот проект потому, что назрели условия для его осуществления. Был открыт кристаллический мозг. А рамак оказался наилучшим вариантом его использования. Если человек может что-то создать, он создает. Вот и все.

– Порой мне кажется, – сказал Волгин, – что это – наихудшая из самых плохих его черт. Этого самого человека.

Он поклонился, стараясь, чтобы это получилось как можно вежливее.

– Возможно, – ответил Корн. – Но человека защищаете вы, а не я. Защита человечества во всех условиях и при всех обстоятельствах – вряд ли черта более приятная.

Он поклонился, в свою очередь, очень вежливо.

Волгин повернулся и направился той же дорогой, по которой пришел сюда.

6

Погруженный в размышления, Волгин миновал домик для приезжающих. В голове теснилось множество мыслей, но над всеми преобладала одна: судя по тому, что он только что видел, рамаки – не шутка, и не попытка с негодными средствами. Это действительно разумная машина, и действительно она предназначена для космоса. Поэтому Волгин должен выполнить свою работу как можно скорее и как можно лучше. Рамаки будут чувствовать себя в космосе как дома, человек и до сего времени там всего лишь пришелец. До тех пор, пока он из сына Земли не превратится в сына галактики, освоение Большого космоса будет идти черепашьими темпами. А так быть не должно. Пора выйти в галактические просторы по-настоящему.

Итак, нужная аппаратура получена. Сегодня днем – через два с небольшим часа – прилетит та женщина, ребенок которой станет первым гражданином Вселенной. Завтра произойдет эксперимент. Даже не эксперимент это будет, а начало новой эпохи: галактической эпохи.

Сегодня и завтра – решающие дни. Надо надеяться, что ничто не помешает. Формальная сторона вопроса в порядке: необходимые согласия и разрешения всех научных и общественных инстанций у него есть, согласие женщины – тоже. Правда, до начала массового воздействия пройдет еще два десятка лет – пока окончательно не выяснится, во что вылился первый опыт. Но что такое – два десятка лет, если речь идет о галактических… Проклятие!