Октавиан Стампас - Семь свитков из Рас Альхага или Энциклопедия заговоров (Тамплиеры - 6)

- Вот как! - сдерживая некоторую растерянность, проговорил король и обратился к невзрачному человеку в темной одежде, восседавшему на соловом жеребце по правую руку от повелителя: - Вильям, что ты на это скажешь? Нет ли в этих словах еще худшей ереси?

Вскоре я узнал этого человека ближе: то был Вильям Ногарэ, ближайший сановник короля, происходивший из семьи казненных еретиков-альбигойцев, которые не признавали христианской церкви и клеймили подряд всех монахов и священников за порочный образ жизни. Замечу, что именно Вильяму Ногарэ король Франции поручил два самых тяжелых дела в свое правление: арест Папы Бонифация и арест Великого Магистра Ордена Храма вместе с пятнадцатью тысячами рыцарей.

- Ваше Величество, можно ли признать ересь в том, чему должно произойти в видимом мире? - пожав плечами, спокойно проговорил Вильям Ногарэ. - Мир же невидимый находится в ведении Святой Инквизиции. Если этот человек коснется в своих речах мира невидимого, тогда вашей милосердной волей наше недоумение смогут разрешить отцы-доминиканцы.

- Всех, кто приходит на твои проповеди, старик, ты объявляешь святыми, - заметил король. - Разве в твоей власти выпекать святых, как лепешки?

- Я призываю всех стать святыми, не откладывая дело до Страшного Суда, - ответил старец, по моему разумению немного слукавив. - Я лишь повторяю призыв Господа, засвидетельствованный в Писании. Благородный же человек сам, по своей воле и безо всякого повеления свыше, способен стать святым, что прекрасно доказал твой достославный предок, святой король Людовик.

- Говорят также, что ты умеешь изгонять из людей злых духов и исцелять безумцев, - проговорил король Франции со странной улыбкою, истончившей его губы; я назвал ту улыбку "странной", поскольку так и не смог определить, добрая она или злая.

- Когда я говорю одержимому, что он должен быть свят, темный дух не выдерживает веления быть святым и покидает порабощенную им душу, - отвечал старец. - Тогда человек начинает радоваться и плясать от счастья.

- Я вопрошаю тебя, старик, - изгнав с уст улыбку, грозно изрек король, - сможешь ли ты излечить самых отъявленных безумцев, если имя им легион? Сможешь ли ты излечить разом целое княжество безумцев во главе с самым отъявленным безумцем и богоотступником нашего века?

- Приведи их сюда, король Франции, - ничуть не менее грозно ответил старец.

На эти слова Филипп Красивый рассмеялся, и смех его был столь многозначителен, что вся его свита вместе с Вильямом Ногарэ предпочла, напротив, затаить дыхание.

- Сделать это не совсем просто, - отсмеявшись, сказал король. - Мы предпочли бы, старик, чтобы ты последовал в то место, где ограждены от остального счастливого мира эти опасные безумцы, если только твоя сила не иссякнет за пределами этого печального места. Скажешь, что слух об этом верен? Сила иссякнет?

- Твое желание, король, - закон для твоего подданного, даже мертвеца, проговорил старец, - но я подтверждаю правдивость слуха. Однако в моих силах послать тебе в помощь моего ученика, еще полного жизни. Он станет моими глазами. Укажи дорогу, а безумцев я различу сам.

- Дорога, о которой ты спрашиваешь, ведет на Шинон, - неторопливо проговорил король, пристально глядя на старца.

Черный балахон не шелохнулся, когда старец спустя несколько мгновений заговорил снова:

- Значит, король, ты отправляешь мои глаза прямо в самый крепкий застенок Франции, к Великому Магистру Ордена бедных рыцарей Соломонова Храма.

- Ты - самый великий прозорливец из всех, о которых я слышал, - покачал головой король Филипп. - Но прежде я хочу удостовериться в твоем искусстве врачевания.

- Твоя воля, король Франции, - сказал старец.

Король подал знак, и из длинной свиты, хвост которой терялся в белесой пелене, смешавшейся с зимним сумраком, выступили два всадника. Один из всадников вел второго коня на поводу, и на том коне сидел худощавый юноша. Когда они приблизились, я заметил, что на лице юноши застыла болезненная печаль, а глаза его сверкали огнем некой неутолимой страсти.

- О, такое безумие несомненно зовется любовью! - весело проговорил старец. - Стоит ли теперь излечивать славного юношу от болезни, которую каждый доблестный рыцарь должен преодолеть сам, дабы остаться на всю оставшуюся жизнь вполне здоровым?

- Это любовь, перешедшая в безумие, - довольно хмуро отвечал Филипп Красивый. - Я привез к тебе своего любимого пажа, старик. Я желаю, чтобы на его милых щечках вновь заиграл здоровый румянец. Так окажи любезность своему королю, старик.

- Король, твоего верного пажа, - сказал кладбищенский дервиш, - должно быть, мучает его собственная тень?

Король приподнял бровь и коротко взглянул на своего визиря:

- Вильям, ведь действительно так?

- Доблестный дворянин, которого ты видишь перед собою, досточтимый старец, - с напускною, и я бы даже сказал, шутовскою учтивостью обратился Ногарэ к могильному дервишу, - избрал Дамою своего сердца одну весьма знатную госпожу, однако на одном из турниров эта знатная особа предпочла чрезмерное к себе внимание другого рыцаря куртуазной страсти, более высокого ростом и умудренного годами. С того дня у преданного, но юного дворянина помутилась память и повредился рассудок. Он теперь помнит, будто бы коварная, но прелестная особа протянула свою перчатку ему самому, но как бы старшему годами. Хуже того, с наступлением ночи, "старший" двойник начинает мерещиться нашему доблестному рыцарю по темным углам, и он выхватывает свой меч, чтобы сразиться с двойником в честном поединке. Двое стражников Его Величества уже получили ранения. Такова вкратце эта занимательная, однако весьма хлопотная история.

- Добрый человек, благодарю тебя, - с не менее напускною важностью проговорил старец и коротко поклонился. - Твой рассказ значительно облегчит дело исцеления. По правде говоря, оно представляется мне настолько простым, что я предпочел бы передать его моему ученику. Мне кажется, что с недугом своего ровесника он сможет справиться даже лучше, чем я.

Наступило молчание, и я не сразу догадался, что речь пошла обо мне.

- Разве тебе не известно, старец, что ученик не может стать больше своего учителя? - заметил Ногарэ. - Ведь так сказано в Писании.

- Верно, - согласился дервиш. - Однако тень очень часто превышает размеры своего господина. Ныне как раз тот самый случай, и следует им воспользоваться для исцеления больного, раз вы все считаете этого доблестного юношу таковым.

- Кто твой ученик? - коротко вопросил король.

- Мой ученик родом с Кипра, - сказал старец, еще сильнее смутив меня, но однако же и указав мне выход из положения, - и происходит он из очень древней дворянской семьи. Судьба его оказалась, увы, весьма нелегкой и запутанной.