Ник. Горькавый - Теория катастрофы

«Гений есть терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Ньютон».

Даже на куполе замка Вольдемар ухитрился написать крупными буквами:

«К молодым людям нельзя относиться свысока. Очень может быть, что, повзрослев, они станут выдающимися мужами. Конфуций».

Некоторые студенты стали роптать на педагогические новации от главного компьютера Колледжа.

На Конфуция — заодно и на Вольдемара — обиделись студентки-феминистки, недовольные половинчатостью китайского мудреца, ничего не сказавшего про выдающихся женщин.

Как долго она сможет продолжать жить двумя жизнями? — безответно спросила себя Никки, в очередной раз сонно клюнув носом на занятии по литературе. Жаль, Джерри не было рядом, чтобы потолкаться локтями.

Профессор Гуслик призвала аудиторию к вниманию:

— Сегодня работаем литературными критиками. Обсудим: почему так популярна сага о Гарри Поттере? Даже наш Колледж был создан первыми лунными поселенцами по образцу волшебной школы Хогвартс.

Ванда-Сова сказала:

— Гарри Поттер — это Золушка. Литературный сюжет номер один по популярности.

— Правильно! — согласилась профессор. — Замарашка стала принцессой; бедный сирота оказался знаменитым волшебником. Золушечьи истории сладко ложатся на сердце читателя и вызывают максимум сопереживания.

— Там много страшных врагов, — радостно крикнула Мелисса-Дракон, — таких, как…

Никки окончательно задремала, спрятавшись за спиной здоровенного Дракона. Сквозь сон до неё доносился пунктир малопонятных реплик студентов:

— Логические связки смело подвешиваются в неизвестности: читатель так и не узнает, как Дамблдор вызволил Амбридж от кентавров…

— Гарри такой одинокий… А Гермиона — дура!

Никки слегка очнулась лишь на голос профессора:

— Самый яркий отклик находит несправедливость по отношению к главному герою, с которым читатель себя отождествляет. Писатель совмещает трудносовместимое, совершая циклы между славой героя и общим несправедливым к нему отношением. Пожалуй, это наиболее сложная сюжетная проблема автора.

— Главная проблема Роулинг, — внезапно сказала принцесса Дзинтара, которая ради литературы частенько прогуливала биолекции, — в том, что в её мире существует непреодолимая пропасть между маглами и магами. Даже талантливая волшебница Гермиона, выходец из маглов, таинственным, но заметным образом отличима от чистокровного, потомственного волшебника. Думаю, что кастовый или генетический фатализм — слишком законопослушная концепция для подростковой книги. Возможно, это не сюжетная, а личная проблема писательницы.

Никки снова задремала. Лишь минут через двадцать, отдохнув, она сумела вернуться в литературное пространство. Но дискуссия уже горела вокруг массовой культуры — бой шёл между её противниками и сторонниками. Первые указывали на примитивизм масс-культуры, вторые — на её очевидную популярность.

Профессор в роли судьи пыталась держаться золотой середины.

Дзинтара возглавляла лагерь противников масс-культуры, а вот среди сторонников умного лидера не было — и поневоле профессору пришлось противостоять Дзинтаре, хотя и вопреки сердцу.

Принцесса говорила:

— Примитивизм массовых книг и фильмов опасен — эрзац-культура оглупляет человека, пожирает его время, заполняет его жизнь суррогатом действительности. Лев Толстой писал, что книгопечатание стало самым мощным орудием распространения невежества.

Профессор вздохнула:

— С масс-культурой всё не так просто, дорогие мои, она создаётся не злой волей меньшинства, а по горячему желанию большинства… — и сказала в пространство:

— Вольдемар, пожалуйста! Протоснеж Добин-Го «Счастье».

На аудиторном экране высветился текст, написанный старинными буквами.

Старый автобус карабкается по извилистой разбитой дороге. Редкий рейс в дальнюю деревню. Качка, бензиновая вонь, жара. За грязным окном — зелёные остроконечные кипарисы и голубые величественные горы.

Сидят две старухи. Мрачные, как пни, лица. Одна — тётя Ксения, уборщица, грязные туалеты, беломор, надсадный кашель, обед — красная луковица с хлебом. Лицо как печёное яблоко. Вторая — ещё страшней. Вместо носа — багровое корявое место. Есть такая болезнь — костный туберкулёз. Нищета, проклятый огород, рынок-пекло, неблагодарные внуки.

Сидят старухи, неподвижно смотрят перед собой, тяжело молчат, вцепившись в клюки и кошёлки. Им не за что любить этот мир.

Вдруг тётя Ксения скрипуче говорит:

— Сегодня. В семь часов. Фильм про Марию.

В безносом плоском лице второй старухи возникает странная чёрная трещина — непривычная счастливая улыбка.

— Да. В семь часов. Да.

Пояснения историка-переводчика Ортоскауса-Пятого:

1. «Беломор» — сорт дешёвых крепких папирос (бумажных трубочек, набитых кусочками сушёных никотиносодержащих растений).

2. «Просто Мария» — примитивная мыльная опера про маленькие радости и большое горе матери-амнезички, которая забыла ребёнка на скамейке, а потом полностью запамятовала, где скамейка.

Когда все прочитали старинный протоснеж, профессор Гуслик сказала:

— Масс-культура растёт и на жалости. Есть люди, которым НУЖНЫ мыльные фильмы про Марию, хотя другие предпочитают нравственные письма Сенеки и опыты Монтеня.

— Масс-культура стоит не на жалости, а на снисходительности! — возразила Дзинтара. — Она оскорбительна!

— Общество сшито крепко, — сказала Гуслик. — Если что-то в нём и не нравится, отрезать это нельзя.

— Для меня это слишком законопослушная концепция! — Дзинтара не сдавалась.

Профессор грустно улыбалась, слушая непримиримую студентку-принцессу.

Аудитория не вмешивалась в спор Дзинтары и преподавателя литературы. Студенты, прочитав рассказ про чужое счастье, хранили задумчивое молчание.

Во многих глазах даже плавал испуг.

Глава 19

Королевский пикник

На очередной уик-энд Дзинтара привезла друзей-сотрапезников в замок Шихиных на давно затеваемый пикник.

Джерри долго сомневался, стоит ли ехать, но отказываться было неудобно. А Никки заодно планировала обсудить разные дела с королём Алексом.

Феб приглашён не был. После памятного танца на дне рождения Никки взаимоотношения Дзинтары и Феба непонятно застыли. Была ли принцесса оскорблена словами юноши? Неизвестно. Но с тех пор Дзинтара держала прохладную дистанцию между собой и античным богом. Тот, перестав шутить с принцессой, впал в олимпийскую невозмутимость.