Алекс Орлов - Тютюнин против инопланетян

Когда-то это было небольшое поселение из полусотни насыпных глиняных холмов, изрытых ходами и соединенных друг с другом заполненными илом каналами. Однако со временем город так разросся, что занял целую половину острова, дрейфовавшего в Саргассовом океане.

Дунтосвинтское государство развивалось. Появились торговый флот и новые города. Остававшиеся в океане разрозненные дунтосвинтские племена время от времени пытались разрушить Редиректорат, однако это им не удавалось.

В истории дунтосвинтов было еще много войн, пока они не создали наконец могучую цивилизацию.

Просвещенные дунтосвинты стали носить одежду, окрашивать кожистые гребни в яркие цвета и завозить на Квак уцелевших мотофибов, поскольку стало модным иметь мотофибскую прислугу.

Столичные дунтосвинты гордились тем, что в море давно уже «ни ногой», а тех, кто еще жил в океане, они презрительно называли деревней.

На Кваке оставалось еще достаточно свободных территорий, однако дунтосвинты начали строить военный флот и захватили одну за другой несколько населенных планет.

Одной из них была Ибабуту, где жили и процветали разумные и миролюбивые тушканчики.

Они с готовностью признали главенство дунтосвинтов и вернулись к своим повседневным заботам. Тушканчики были мастеровитыми существами и обожали чеканить по меди, по жести и вообще по чему попало.

Оставив на Ибабуту небольшой гарнизон, основная часть дунтосвинтов улетела, поскольку на планете тушканчиков не было воды, а местные аборигены довольствовались той жидкостью, что получали вместе с суховатой травкой.

По другим данным, они с удовольствием пили кислоту из вулканических кратеров.

На Шабоклее захватчикам повезло больше, поскольку там не было собственной разумной расы, а вот болота имелись в изобилии. Дунтосвинтским селекционерам удалось вывести сорт лягушек, которые не умирали от серных испарений, и Шабоклей стал понемногу колонизироваться.

Когда пришло время очередного расширения имперских владений, разведывательные корабли прилетели в Солнечную систему.

Поначалу дунтосвинтам понравился Марс, и они планировали разводить там лягушек.

Были выделены средства для рытья системы каналов, однако вскоре появились более важные направления, вследствие чего почти готовые марсианские каналы были заброшены, а вся Солнечная система предана забвению.

Одним лишь боссам Имперской разведки не давали покоя быстро развивающиеся племена землян.

Климат на планете Земля все время менялся, но в конце концов он как-то организовался и там появились первые лягушки.

С этого момента за планетой стали следить более внимательно.

В штате Имперской разведки появился специальный отдел, который готовил разведчиков-нелегалов для работы в среде людей.

Это были специалисты, в совершенстве владевшие методами экранного гипноза.

Именно этим объяснялся тот факт, что внешность дун-тосвинтских шпионов не казалась людям вызывающей и ни одна собака не могла унюхать исходивший от них запах тины.

Иногда, чтобы чуть-чуть расслабиться, дунтосвинтские агенты собирались вместе и, ослабив гипнотическое воздействие на людей, приоткрывали свою тайну. Если же кто-то вдруг удивлялся их необычному виду, дунтосвинтские шпионы принимались уверять, что они просто молодежное течение, и даже придумали этому течению название – панки.

В человеческом обществе к панкам постепенно привыкли, и когда порой у кого-то из них зеленело лицо или вырастали слишком острые зубы, к этому относились с пониманием – чего с них взять, панки.

Одним словом, дунтосвинты на планете прижились и продолжали разведывательную деятельность.

18

Прямо с борта крейсера адмирал Пинкван отправился в Государственное Собрание, которое располагалось в центре Квакбурга, в большом пятиугольном здании, чаще называемом Пентакваном.

От порта до города адмирал добирался на персональном квамузине. Аппарат стремительно несся над покрытыми дымкой низинами, вся площадь которых была нарезана правильными квадратиками лягушачьих ферм.

Адмирал помнил времена, когда здесь были тихие болота, где росли квалотосы и кваромашки.

Но это осталось в далеком прошлом.

Качнувшись на воздушном потоке, квамузин изменил курс. Через несколько минут за стеной молочно-серого тумана стали проступать величественные здание Квакбурга – Города Городов и Столицы всех Столиц.

***

Пробиваясь сквозь низкую облачность, солнечные лучи выхватывали то один, то другой район города, и это великолепное зрелище так взволновало адмирала, что он невольно стал напевать песню из популярного фильма «Квакбург в сердце моем».

– Квак-бу-у-ург, о-о-о, Квак-бу-у-ург! – гундосил адмирал, а сидевший за ним адъютант кривил губы и тряс от омерзения кожистым гребнем. Пение адмирала ему не нравилось.

Когда Пинкван заголосил: «…я помню твои ночи, Квакбург…», лейтенант наконец не выдержал и, вскочив со своего места, закричал, перекрывая вой адмирала:

– Не желаете ли лягушечку, мой адмирал?!

– Лягушечку? – переспросил адмирал, внезапно почувствовав голод. – Да, пожалуй, я съем лягушечку… м-м… э-э… Двенадцатый номер, пожалуй.

Приняв холодную лягушку, Пинкван успокоился. Ква-музин пошел на снижение, осторожно маневрируя между высотными зданиями и избегая столкновения с другими квамузинами. Он на мгновение завис над пятиугольной крышей Пентаквана, затем стал медленно опускаться, пока не коснулся посадочного квадрата, обозначенного цепочкой мигающих огней.

Распахнулась дверь, разложился трап, адмирал, опираясь на лапы встречавших его служащих, сошел на бетон.

– Ты нас просто спас, дружище, спасибо… – поблагодарил пилот квамузина, когда адъютант адмирала проходил мимо него. – Когда старик заголосил про ночи Квакбурга, я был готов штурвал бросить…

– Не стоит благодарности, – усмехнулся лейтенант. – Это моя работа.

Спускаться на нужный этаж пришлось довольно долго – помещение, где заседало Государственное Собрание, ндхо-дилось глубоко под землей. Это диктовалось не только требованиями безопасности, но и неспособностью многих престарелых дунтосвинтских сенаторов выдерживать сухой воздух верхних этажей. Чем старше становились дунтосвинты, тем сильнее они чувствовали свою принадлежность к водоплавающему народу.

19

У выхода из лифта адмирала ожидала церемониальная свита, поскольку в этот день он был Главным докладчиком Государственного Собрания.

Восемь рослых дунтосвинтов были наряжены в старинные костюмы и представляли восемь различных стихий: «сильного дождя», «так себе дождя», «слабенького дождя», «сырого тумана» и «теплого течения». Всего набиралось пять стихий, а остававшиеся три стихии носили название резервных.