Клиффорд Саймак - Круг замкнулся

Он вернулся к дереву, где оставил ружье, и взял его. Он радостно поднял его над собой и поразился, насколько естественно легло оно в ладонь, как будто было частью его самого, продолжением его руки.

Что-то подобное, по-видимому, и происходило с этими людьми и с их способностями. Они настолько привыкли к своим фантастическим возможностям, что воспринимали их как нечто будничное, совершенно не осознавая всего величия их.

Господи, что же это за чудо! Стоит развить их таланты, и через какие-нибудь сто лет не понадобится теперешнее косноязычное радио, его заменят телепаты, вся страна будет окутана сетью коммуникаций, не подвластной ни разрушениям, ни состояниям атмосферы — умная, гуманная система связи, без всяких ограничений, неизбежных в электронных системах.

Исчезнут и грузовики с появлением телепортеров, которые легко, быстро и спокойно, без всяких проволочек и задержек будут переправлять суда от одного побережья к другому и в любые точки Земли, и опять же ни погода, ни состояние дорог не будут служить им помехой.

И это совсем немногое из великолепных картин, подсказанных ему воображением. Что тут говорить обо всех остальных — отчасти уже известных, отчасти подразумеваемых и отчасти пока невыполнимых?

Он вышел на дорогу и остановился в задумчивости. Куда двинулся тот стан, где их спрашивали, нет ли среди них инженера по ракетам? И где-то рядом с ним был тот, в котором интересовались химиком, потому что ребята что-то там химичили над горючим, а взрослые боялись от этого взлететь на воздух. И еще его мучила мысль, где бы ему достать такелажника. А еще бы лучше — хорошего, на все руки телепата.

Не такие уж грандиозные планы, признался он себе. Но для начала хватит.

— Подарите мне десять лет, — проговорил он. — Я прошу всего десять лет.

Но даже если у него оставалось всего два года, он должен был начать. Ведь если он хотя бы начнет, потом найдется кто-нибудь, кто продолжит его дело. Кому-то нужно начать. И именно он подходит для этой роли как человек, обладающий объективным взглядом на этот неокочевой мир в свете исторического прошлого. И ведь таких, как я, сохранилось не так уж много, — подумал он.

Ему предстоит нелегкая работенка, он это знал, но считал, что дело свое знает хорошо.

И он пошел по дороге, весело насвистывая.

Вроде и дело не такое уж большое, но если удастся осуществить его, это будет сенсация. Стоит только сделать это, и каждый стан будет шпионить, интриговать, обманывать и пускаться во все тяжкие, чтобы овладеть тайной.

А пока, насколько он понимал, ему самому придется заняться чем-то вроде этого, чтобы хоть немного просветить их, чтобы они в конце концов поняли, какой силой владеют, нужно заставить их задуматься над тем, как использовать их необычайные возможности, что произросли на почве нового социума.

Но все же — где тот стан, в котором нуждались в инженере по ракетам?

Где-то возле этой вот дороги, дороги пыльной, наводившей на него когда-то уныние, но не теперь.

Нужно пройти какую-то часть этой дороги. Не так уж далеко каких-нибудь сто или двести миль. А может, и больше?

Он шагал вперед, пытаясь вспомнить. Но не просто было это сделать. Столько дней промелькнуло и столько станов. Дорожные ориентиры, подумал он, я всегда хорошо запоминал дорожные ориентиры. Но кругом их было слишком много.

Он все продолжал свой путь, останавливаясь во встречных станах и на свой вопрос везде получал один и тот же ответ:

— Ракеты? Да нет, на кой они? Какому дураку нужны нынче ракеты?

И у него стали уже возникать сомнения — а был ли вообще такой стан, в котором проявили заинтересованность в инженере по ракетам. Действительно, какому дураку нужны нынче ракеты? Какая от них польза?

Его вопрос уже опережал его — то ли благодаря телепатии, то ли радио, то ли слухам, — но скоро он стал легендой. И он вдруг увидел, что его уже ждут, как будто предупрежденные, и встречали его везде одним и тем же приветствием, которое уже звучало как шутка:

— Не вы ли тот джентльмен, который ищет ракету?

Но именно это шутливое приветствие и легенда о нем сделали его своим среди них; однако превратившись в одного из них, он оставался и сторонним наблюдателем: он видел величие, которого они не замечали, величие, сознание которого он должен был — должен был! — пробудить в них. Но ни слова, ни проповеди не способны были оживить в них это чувство.

Вечерами он, бывало, сидел с ними за общими беседами, спал с ними в трейлерах, если ему находилось место, помогал им по мелочам и слушал их побасенки. И сам рассказывал их. И при этом все чаще возникало в нем ощущение чего-то неординарного, чуждого, но теперь, когда он немного разобрался в природе этого явления, не тревожился больше, а иногда даже, оглядев кружок собеседников, вычислял того, кто возбуждал в нем это ощущение.

По ночам, лежа в постели, он много думал надо всем этим, и в конечном счете кое-что прояснилось для него.

Человек — даже, может быть, пещерный — всегда обладал этими способностями; но тогда, как и теперь, Человек не понимал своей силы и не развивал этого качества в себе. Он предпочел совсем другой путь прогресса — не разум совершенствовал он, а свои руки, и построил удивительную, потрясающую культуру — культуру машин. Своими руками и самоотверженным трудом он построил огромные, сложные машины, которые могли делать то, что сам мог бы делать всего лишь усилием собственного разума, догадайся он в свое время сделать правильный выбор. Но он предпочел упрятать способности разума за делами рук своих, за изобретениями, а потом, пытаясь определить свой менталитет, насмешками дискриминировал тот самый желанный дар, которого искал.

То, что в конце концов произошло, рассуждал Эмби, вовсе не причуда какая-то в развитии человечества, появление этого было так же неизбежно и необходимо, как появление солнца. Это было всего лишь возвращение на тропу, по которой и надлежало Человеку идти по мере своего развития. Заблуждавшееся на протяжении многих веков человечество снова оказалось на верном пути. И даже если бы никакой децентрализации не произошло и прежняя культура оставалась бы незыблемой, рано или поздно это случилось бы, потому что в самой технологии есть такой пунктик, на котором она обязательно должна была прекратить свое существование. Машины все увеличивались в объемах, все усложнялись. Наступала сверхусложненность, которая была обречена на гибель как в машинах, так и в жизни.

Децентрализация ускорила процесс примерно на тысячу лет, но вся ее заслуга только в этом и состояла.