Александр Ломм - Чудо в Марабране

ЧУДОТВОРЦЫ СПАСАЮТСЯ БЕГСТВОМ

Протер-секретарь был крайне недоволен сфабрикованным чудом. Не в меру обильный ливень оказался не благодеянием для края, а самым ужасным бедствием. Красавцы кипарисы почти полностью лишены своего зеленого покрова. По склонам холма словно прошелся кто-то гигантским плугом, до того они изгрызаны мощными потоками воды. Поля превратились в бурое пузырящееся болото, которое теперь под палящими лучами солнца курится легкими струями пара. - Вы перестарались, ведеор Браск! - заявляет протер, обозрев с холма всю эту удручающую картину опустошений. - Сын божий не признает такого чуда! - Признает! - уверенно отзывается Куркис Браск, продолжая свою возню над упаковкой частей большого аппарата "ММ-222" в багажник автомашины. Признает, дорогой протер, потому что я свою работу выполнил честно!.. - Да вы поглядите, что вы тут натворили! - А что такое? Слишком много воды? Я тут ни при чем. Сила выброса конкретных форм из ментогенного поля прямо пропорциональна интенсивности полевого излучения. Таков закон природы... Сколько вы собрали молящихся? - Не знаю точно... Но, кажется, не меньше ста тысяч... - Что? Сто тысяч?.. Ха-ха-ха!!! Если бы вы, ваше беспорочество, удвоили это число, у нас получился бы прекрасный маленький потоп и из ваших богомольцев ни один не добрался бы до дому - их всех бы унесло в море!.. Я просил у вас десять, от силы пятнадцать тысяч молящихся, а не сто! Это вам, дорогой протер, придется отвечать за такой перегиб! Секретарь сына божьего сражен столь веским аргументом. - В здешней провинции так много коммунистов, ведеор Браск, - бормочет он растерянно, - что я велел на всякий случай собрать более ста тысяч богомольцев. Я был уверен, что коммунисты будут агитировать за бойкот молебна... Я думал, что после их агитации у меня останется как раз нужное количество... Я не предполагал... - "Думал", "предполагал"! Не думать надо было, ваше беспорочество, а соображать. В серьезном деле нельзя без соображения! - насмешливо бросает фабрикант и продолжает заниматься своим делом. Протер передернул плечами: до чего же неотесан этот марабранский мужлан!.. Да и непривычный гражданский костюм кажется вдруг протеру ужасно тесным, неудобным, унизительным... Оскорбленный вельможа Гроссерии отошел от машины и продолжал молча осматривать окрестности. И тут он заметил неподалеку от холма странную фигуру человека в ослепительно сверкающем одеянии, а рядом с ним еще одну фигуру, поменьше, полуголую, грязную и взлохмаченную... - Взгляните-ка, ведеор Браск! Видите старика в сверкающем облачении? Вы здешний, вам лучше знать местные обычаи. Как по-вашему, кто бы это мог быть? Куркис Браск равнодушно глянул в указанном направлении, вытирая испачканные руки клочком ветоши. Потом он с досадой пожал плечами и возвратился к машине. - Откуда мне знать, ваше беспорочество, что тут шляются за личности! Это явно какой-то служитель божий, а значит, мне до него нет дела. Да и вообще, персональную часть обеспечивали вы, сами и разбирайтесь в этих типах! - бросает он на ходу через плечо своему расстроенному партнеру. - Нет, нет, он не похож на местных жителей...- вслух размышляет протер, не отрывая взгляда от удивительного старца и совсем на сей раз не замечая грубости фабриканта. - Духовным лицом он тоже не может быть, разве что православным попом... Но откуда здесь может взяться православный поп?! Странно, очень странно!.. И при этом, при этом у меня такое чувство, словно я где-то уже его видел, где-то встречался с ним... Не нравится мне это, видит бог единый, что не нравится... Послушайте, ведеор Браск! Давайте отсюда уезжать, пока не вышло какой неприятности! - Не разводите панику, протер! Посмотрите на этот кисель вместо дороги. Нам не добраться до шоссе, пока грязь не подсохнет. Загорайте пока, вы ведь так мало бываете на воздухе! А на старика плюньте! Мало ли что за старик... Вдруг протер срывается с места и, разбрызгивая лужи, бежит к машине. Лицо его перекошено от страха, бородка так и прыгает. - Он идет сюда, ведеор Браск! Я не хочу с ним встречаться! Это пахнет скандалом, очень большим скандалом! Нам нужно немедленно, сейчас же уезжать! - Экий же вы трус, ваше беспорочество. Испугались какого-то незнакомого старикашки! Сейчас я с ним поговорю по-нашему, по-марабрански!.. Фабрикант одергивает свой пиджак, проверяет, держится ли приклеенная бородка, раскуривает сигару и смело идет навстречу неведомым пришельцам. Старик в сверкающей ризе и перепачканный грязью молодой крестьянин в майке в самом деле поднимаются по склону холма. Подпустив их шагов на двадцать, ведеор Браск вынимает изо рта сигару и зычно кричит: - Эй, вы, что вам тут нужно?! Старик не отвечает и продолжает взбираться на холм. Крестьянин от него не отстает. - Вы оглохли?! - снова орет Куркис Браск. - Сюда нельзя! Здесь происходит съемка фильма! Слышите! Уходите обратно! Однако и на сей раз старик не обращает ни малейшего внимания на грозные окрики. Уставившись Куркису Браску в лицо огромными, пылающими, как угли, черными глазами, он подходит все ближе и ближе, величественный, невозмутимый, суровый... Протер не выносит блеска удивительной мантии и отворачивается. У него тоскливо сосет под ложечкой и неудержимо дрожат колени. Его так и подмывает сорваться с места и бежать без оглядки куда-нибудь, лишь бы подальше от непонятного, страшного старика... А Куркис Браск преспокойно попыхивает сигарой и с самым независимым видом осматривает пришельцев. Ему, деловому человеку, чужды какие бы то ни было эмоции... Узнав в молодом крестьянине того самого безбожника, которому он недавно уплатил пятьдесят суремов за уход с холма, ведеор Браск уже раскрывает рот, чтобы разразиться справедливым негодованием, но его опережает старик в мантии. Старик начинает говорить... Говорить? Нет, это нельзя назвать человеческой речью. Это - львиный рык, трубный глас, божественный глагол, мощный, сокрушительный, проникающий до самой печенки. При первых же его звуках Куркис Браск прикусывает язык, роняет в грязь сигару и смотрит на старца вытаращенными глазами. Протер же с размаху шлепается в лужу и закрывает лицо руками. - Что вы тут натворили, мерррзавцы?! - гремит старик, широким взмахом руки указывая на опустошенные поля. - Как вы смели ради своих преступных корыстных помыслов обрекать тысячи людей на голодную смерть?! - А вы кто такой?! - визжит, опомнившись, Куркис Браск и, вскочив на ноги, принимает угрожающую позу. - Какое ваше собачье дело?! Убирайтесь отсюда ко всем чертям, пока я не вышел из себя и не оттаскал вас за вашу дурацкую белую бороду!!! - Молчать!!! - оглушительно рявкает старец. - Я тебе покажу, червяк ты ничтожный, кто я такой! Я бог единый! Я вседержитель неба и земли! Я создатель и повелитель вселенной, пришедший судить и карать таких мерррзавцев, как ты!! Протер издает горлом жалобный писк подстреленного зайца и ползет в машину. Перепуганный, бледный Куркис Браск опрометью шмыгает на сиденье водителя и захлопывает за собой дверцу. Мотор запущен. Мощный лоршес ревет и рывком трогает с места. Он буксует, но все же движется вперед, вниз с холма. Минут пять он барахтается в вязкой глине проселочной дороги, но потом, добравшись наконец до шоссе, развивает предельную скорость и мчится прочь, на север, по направлению к далекой Сардуне...