Джон Мини - Фактор жизни

Смена цветов, расплывающиеся очертания…

— Святая Судьба, парень! — сильные руки схватили его. — Когда ты в последний раз спал?

Том ощутил прохладное прикосновение к затылку, а затем провалился в темноту.

— Есть прошедшее событие и есть будущее…

«Богатая у него одежда, — подумал Том. — Наверно, он явился с верхней страты».

— Вот прошедшее событие, — доктор Сухрам указал на дисплей, где зажглась золотистая точка. — А здесь будущее событие. — Доктор указал на другую точку. — Каждое событие испускает две волны: одну, направленную в будущее, другую — в прошлое.

Все происходило словно во сне. Труда спрашивала о чем-то. Том мотнул головой, сконцентрировал все свое внимание и постарался уразуметь суть объяснений доктора.

— Волны, идущие от разных событий, накладываются и усиливают друг друга. Перед событием, происшедшим в прошлом, и после события, которое должно состояться в будущем, волны гасят друг друга из-за сдвига по фазе…

«Волны, застывшие во времени», — тупо подумал Том.

— Квантовое предопределение, Труда. Неужели вы никогда не посещаете лекции?

— Я…

Серый туман, затем сон…

Когда он окончательно проснулся, он спросил:

— С моим отцом все в порядке?

Доктор Сухрам медленно покачал головой:

— Нет, я тут бессилен. У него нет никаких органических нарушений, это — психологический шок. Медицинские сканеры и диагностические полосы не ошиблись.

— Так вы сможете… — Том замолчал.

Глаза доктора были темными и влажными. В них читалось только горе и никакой надежды.

Минус пять…

Невероятно хрупкая фигура, шатаясь, стояла на полусогнутых ногах.

— Пап… — Том попытался быть нежным. — Ложись обратно в кровать.

— Лавка… — Сухой шепот отца едва можно было разобрать.

— Мы закрыли лавку. Продали весь товар. Теперь можно отдохнуть.

— Лавка… Отдых…

Диск из слоновой кости — единственное, что оставил после себя доктор Сухрам, — мягко жужжал, впрыскивая запрещенные наркоциты в кровь отца.

Прошуршала занавеска, вошла Труда.

— Ран… ве… ра… — Отец попытался облизать губы. — Знал… ты должна… прийти.

В молчании Труда села на табурет возле кровати и взяла отца за руку. Слезы, оставляя дорожки на ее морщинистых щеках, блестели в свете лампы.

Ноль.

— Прочь.

Час перед началом дня.

Зажегся дисплей диска из слоновой кости.

Статус:

— Прочь, прочь, прочь.

Какие дьяволы, явившись к отцу во сне, так сильно испугали его? Задрожав, Том отодвинулся, чтобы отец не увидел его.

Переход в фазу агонии.

Дыхание изменилось.

Труда держала его за одну иссохшую руку, Том — за другую.

Отец начал задыхаться. Как бегун на длинной дистанции, борющийся за дыхание, за жизнь…

Это продолжалось недолго.

Фаза заканчивается.

— Мы любим тебя! — закричал Том.

Ритм дыхания становился все чаще. Спринтер перед финишем…

Вероятность смерти…

— Мы… — Том подавился. Вздох, хрип.

…100 процентов. Пациент умер. И тишина.

Послышалось шуршание.

Том подошел и отодвинул занавес. Медленно и равнодушно…

Перед Томом стояла юная жрица.

— Меня послала Антистита. Она сказала… — Бритоголовая замолчала, глаза ее стали круглыми от страха. — Она сказала, что время Деврейга наступило.

Глава 7

«Не оборачивайся», — сказал себе Том.

Все кружилось в едком зловонии: поверхность Водоворота Смерти переливалась всеми цветами радуги. Юная бритоголовая жрица покачивала кадилом, над которым курился фиолетовый дым с запахами трав. Она пыталась перебить запах испарений, поднимающихся над кислотой.

«Смотри, — Том вцепился руками в перила балкона, наблюдая, как кадило скользит вслед за жрицей. И помни».

Было слышно, как Антистита читает молитвы. Труда в этот день надела черный головной обруч. Маленькие флажки висели на плечах у плакальщиков. Том видел все очень ясно. Ему все время казалось, что он наблюдает за происходящим со стороны: воспринимая и время, и место действия с некоторой отстраненностью.

«Всегда помни».

Кислота в воронке кружилась все быстрее.

— …в сияние света бесконечности…

Том шевелил губами, повторяя слова молитвы, но разум его оцепенел.

— …предаем Деврейга Коркоригана…

Мембрана медленно, медленно вытягивалась, опуская тело — оболочку, которая когда-то вмещала дух отца, его жизненную основу, — в бурлящий бассейн.

— Деврейг! — зарыдала Труда.

Тело опустили. Мгновение оно кружилось, держась на поверхности, затем, продолжая описывать круги, начало погружаться в кислоту: уже частично обугленное и разложившееся на неорганические элементы.

Сжатые руки на безжизненной груди…

— Пора идти, — один из тех, кто решил проводить отца в последний путь, положил руку на плечо Тома.

Но Том продолжал смотреть, как потоки кислоты снова вытолкнули тело на поверхность.

Сжатые руки, указательные пальцы, сложенные в застывшем благословении. Кости, добела отмытые кислотой…

Кончик пальца отломился и упал во вспенившуюся жидкость…

— Идем! — Тома дернули за плечо.

Тело медленно растворялось в пузырящейся кислоте…

«Отец!» — мысленно крикнул Том. Тело пропало.

Потом была панихида.

— Прими мои соболезнования. Пронзительный странный звук волынки…

— Спасибо, — вежливо поблагодарил Том, но сделал это автоматически.

Его сознание, казалось, освободилось от телесной оболочки, он словно находился в иной реальности. На похороны пришло около тридцати человек, теперь они заняли свои места за спиральным столом.

Слово взял здоровяк с квадратной челюстью и рыжими, как у матери Тома, волосами. Он носил все зеленое.

— Это — Дервлин, — объяснила Труда. — Мой старый друг.

Здоровяк заморгал. Он хотел пошутить, объявив, что не такой уж он и старый, но потом решил, что в присутствии Тома шутка неуместна. Мальчик оценил его тактичность.

— Приятно с вами познакомиться, сэр.

— Нет нужды звать меня сэром, парень, — здоровяк провел короткими пальцами по медным волосам.

«Мама», — вспомнил Том. И тут же отогнал все мысли о ней.

Дервлин повернулся. На его спине — у здоровяка были широкие плечи и узкая талия — наискось был прикреплен футляр с двумя тонкими черными барабанными палочками.