Валерий Генкин - Похищение

- У меня есть звукооператор, и не один.- Андрис, озадаченный нитевидностью посетителя, не хотел обрывать разговора. Он уже прикидывал ему место в кадре.- А впрочем, что вы умеете?

- Все.

В дверь просунулась голова Велько.

- Будешь смотреть пробы на Анну Болейн?

Андрис кивнул и медленно пошел к выходу.

- Боюсь, эту способность трудно использовать. Нам нужны люди, которые делают не все, а то, что нужно режиссеру. Может быть, хотите сняться? Я найду вам роль.

- Нет.

- Почему?

Краткий и решительный отказ удивил Рервика.

- Догадываюсь, что вызвало ваш интерес.

- Да, у вас редкая внешность. Разве есть что-нибудь зазорное в моем желании использовать это ваше качество?

- Эй, рожа, не хочешь ли сыграть Квазимодо? А вы, девушка с крысиным лицом, приглашаю вас на роль Шушары в мюзикле "Буратино на Альдебаране". Ты, толстобрюхий с мордой-сковородкой, если неделю попостишься, чтобы влезть в кадр, сыграешь сразу всех трех толстяков...

- Мне нравится ваш способ изъясняться,- сказал Андрис.Пойдемте со мной, я посмотрю, на что вы способны как звукооператор.

На закате, за час до разбора с Михой Льяном роли Генриха, Андрис и Велько встретились в "Шаланде" - крохотной харчевне в двух шагах от студии. Они уселись на раскладных брезентовых табуретах под навесом, лицом к морю, и Велько немедленно швырнул пригоршню мидий на раскаленный железный лист, устроенный над каменным очагом. Солнечный шар коснулся воды.

- Сейчас придет Год,- сказал Андрис.

- Год?

- Тот, что просился в звукооператоры.

- А-а-а.- Велько принялся кропить мидий лимонным соком.

- Он гений.

- Угу.- Вуйчич выбрал моллюска покрупнее и со свистом втянул в рот.

- Слабая реакция на такое сообщение.

- Я просто хорошо владею собой. В глубине души я потрясен количеством гениев, занятых в нашем фильме.

- Много гениев?

- Суди сам. Гениальный режиссер - раз.- Велько сидя шаркнул ножкой.Гениальный исполнитель роли Генриха - два. Гениальный, как выясняется, звукооператор - три. И наконец... - Велько сделал профессиональную паузу.

- Наконец? - поддался на провокацию Андрис.

- Ну, мне, право, неловко так говорить, но все же, если смотреть правде в глаза, мы не можем пройти мимо очевидного факта, что помощник режиссера...

- Да, да. И все же Год - гений. Ты не представляешь, что он сделал с фонограммой пигалицы, которую ты имел наглость предложить на роль Анны.

- Ай-яй-яй.

- Этот завалящий голосишко Год снабдил богатейшими модуляциями. Патетическими, вкрадчиво-доверительными, жалобными, жестокими. Я бы с закрытыми глазами взял эту девицу на роль Медеи.

- Что же не взял?

- Во-первых, мои глаза были открыты, а во-вторых, я не снимаю Медею, остолоп.

- Кто остолоп?

- Ты жуешь непрерывно третьи сутки, в то время как я пытаюсь говорить о серьезных вещах,- торжественно сказал Рервик.

- По-твоему, мидии - вещь несерьезная? Хорошо, сейчас подадут копченого угря, и я посмотрю, сможешь ли ты устоять против него.

- Когда я спросил, где он научился, подобно кузнецу из сказки, ковать любой голос, он сказал, что озвучивал хронику с речами Цесариума.

- Чьими речами?

- Вот и я спросил, чьими. Цесариума, сказал Год. Цесариума с большой буквы. "Вы слышали о Лехе? - спросил он.- Впрочем, откуда вам. Завалящая планета. Глухая провинция. Большого резонанса тамошние события не имели".

- Лех, Лех,- забормотал Велько.- Рецидив единовластия. Более десяти лет никаких контактов. Только-только подключился к Информаторию и заявил о своих нуждах, желании принимать туристов. Цесариум... это, наверно, тот самый Болт, которого они скинули в прошлом году, отдав власть фронту национального спасения.

- Ты жутко много знаешь, Велько,- сказал Андрис восхищенно.- Так вот, Год оттуда. Большой патриот Леха. Предложил снимать наш фильм именно там.

- И не без оснований,- раздался глухой голос, и Год, переставляя бесконечные ноги, подошел к навесу.- В вашем заповеднике не развернуться. Этого не тронь, тут не взрывай, там не мусори. Кругом святыни. Среднюю массовку тысяч на двадцать статистов с пожарами и ракетной атакой - и то снять негде. А на Лехе к вашим услугам огромные незаселенные территории. Пейзаж неотличим от земного. Разве только вымершие деревни - так они пригодятся. Помощь местных властей и населения обеспечена. И поможете, в свою очередь, планете, которая только начинает приходить в себя. Такая большая съемка оживит экономику, привлечет туристов.

- Познакомьтесь, вчера вы виделись только мельком,- сказал Рервик.Велько Вуйчич, мой друг и помощник. Те проблемы, о которых вы только что говорили,- его боль. Авсей Год, звукооператор. Я попросил его послушать наш разговор с Льяном.

Год сложился в несколько раз и тоже занялся мидиями. В отличие от Велько, всасывая их, он не, свистел, а скорее всхлипывал.

- Теперь я не чувствую себя одиноким,- довольным тоном заметил Вуйчич.Приятно беседовать с человеком, знающим толк в истинных ценностях. Я думаю, нам нет нужды идти с Михой в студию. Как хорошо здесь, не отрываясь от важного дела, потолковать о мерзопакостях, творимых средневековым корольком.

Великий Льян, коренастый, с тяжелой походкой и рубленым широконосым лицом, кумир землян и землянок, явился уже "в образе" и, остановившись перед Андрисом, посмотрел на режиссера по-королевски, с затаенной грозной усмешкой. Тот включился безотлагательно.

- Генрих, ты повесил, сжег, четвертовал каждого сорокового из своих подданных. Что побудило тебя к этому?

- То были государственные изменники. Во благо Англии и по велению свыше поднимал я карающий меч в неусыпном попечении о процветании страны, вверенной мне Господом.

Генрих-Льян говорил угрюмо, но твердо.

- В чем заключалась измена, совершенная ими? Ты казнил философов и поэтов, сановников и священников, жен и мелких воришек, крестьян и сумасшедших. И всех - по обвинению в государственной измене.

Генрих снисходительно улыбнулся.

- Измена многолика. Да, она многолика, но всегда направлена против высшего принципа, на охрану которого вдохновил меня Создатель,- принципа неограниченности земной власти монарха.

- Лорд Хэнгерфорд был казнен за мужеложство. Судьи и здесь усмотрели измену?

- Противоестественные связи отвлекали его от служения государю, а недостаток усердия есть измена.

- Ну а Мор. Великий Томас Мор. Ты, мнящий себя мыслителем и поэтом, не мог не понимать, кого посылаешь на плаху. "Его душа была белее снега, а гений таков, что Англии никогда больше не иметь подобного". Так сказал про Мора Эразм Роттердамский. А ты велел выставить кол с головой гения на Тауэр-хилле.

- Мор посягнул на мои права главы церкви,- сказал Генрих после минутной паузы.