Аксюта - Ксенолог с пересадочной станции

— По почте пришло.

— От кого?

— Адресант не известен.

— А это точно мне? — не в силах побороть искушение, я уже протягивала руку к вазе.

— Не могу знать.

А, ладно. Даже если их мне доставили по ошибке, сами виноваты. Или это продолжение так называемого конфетно-букетного периода? Ой, кстати. Конфеты-то так и остались валяться у меня в рабочем кабинете, совсем забыла я о них. Надо будет выбросить, не свежие уже. Снова перевела взгляд на цветы, нежные, стеклянистые стебли которых уже сжимала в пальцах. И решилась. Уверенным движением разделила свою русую копну на прямой пробор и первую пару лилий закрепила почти на макушке, прямо за ушами, третья — на висках, а вторая — где-то между первой и третьей. Вживлялись они очень просто: прикладываешь кончик к коже и прижимаешь подушечкой пальца на тридцать секунд. Всё. А вот для того, чтобы потом избавиться, придётся идти в специальный салон. Нескоро. Я тряхнула головой, любуясь, как нежные цветочки в художественном беспорядке запутываются в прядях. Очень нескоро.

Пойти гулять и хвастаться, чтобы выслушать несколько приятных комплиментов или как планировала, провести тихий вечер дома? Вообще-то хотелось бегать и хвастаться. Детский порыв, недостойный взрослой женщины и серьёзного специалиста. Вот же блин, иногда невозможность выплеснуть эмоции так, как того хочется, угнетает неимоверно! В результате плюхнулась на кровать с очередным сентиментальным романом Бетти Джои из серии «Забытая страсть» о непростых отношениях нефтяного магната и журналистки. Двадцатый век, романтика. Многовато антуражных деталей и отступлений с разъяснениями, почему герои поступают так, а не иначе, но мне нравится.

Над романом я практически заснула, когда прямо над ухом прозвучал звонок вызова по внутристанционной связи, вырывая меня из дрёмы. Мрачно глядящий с экрана шеф, минуту помолчал, оглядывая мою заспанную физиономию, и приказным тоном произнёс:

— С этого дня замещаешь Мийрона. На службе быть через полчаса.

Я без возражений собралась и вышла, даже не полюбопытствовав, что там такое могло случиться с нашим мэтром. Как-то в голову не пришло. И уже даже не через полчаса, а через двадцать минут дисциплинированно сидела на своём рабочем месте, просматривая график движения на ближайшие часы. Работа двигалась споро: выписать название расы, скопировать по ней статью из ксенологической энциклопедии и можно отправлять команде встречающих. Яйрины, кажется, встречались дважды, или трижды? неважно. Скопировала, отправила.

— Дежурный ксенолог, просьба срочно явиться в 34 приёмную кабину, — механическим голосом просигналила система. Хорошо. Явиться, так явиться. Недоделанный файл оставила незакрытым и отправилась к остановке монорельса. Так, стоп. Почему я иду к общественной, если я на работе? Развернулась и потопала к служебной, выход на которую открывался прямо из нашего рабочего кабинета. 34 или 54? Неважно. Поеду к ближайшему.

Мысли в голове двигались как-то вяло и нехотя, можно даже сказать, стояли на месте. За двухминутную поездку я опять умудрилась почти заснуть, встряхнувшись только от резкой остановки. У дверей 34 кабины царило какое-то нездоровое оживление: дважды входили и выходили какие-то люди, возбуждённо жестикулирующие и обсуждающие что-то на повышенных тонах. Зевнув, я прошла внутрь. Я уже говорила, что не люблю, когда во время кризисных ситуаций с меня немедленно начинают требовать объяснений, не дав даже толком осмотреться?

— Это что такое? — подскочил ко мне важный дядя, широким жестом поводя в сторону трёх мелко подрагивающих меховых кучек. Да, помнится, именно так я и подумала: «важный дядя». После минуты сосредоточенного рассматривания, с некоторым напряжением узнала в меховых кучках вей, только свернувшихся клубком и прикрывших лица пушистыми хвостами.

— Не знаю, — я переключилась на разглядывание стен, сегодня сменивших цвет с нейтрально бежевого, на сложные узоры кроваво-красного и кислотно-салатового оттенка. И кому такое могло прийти в голову? Помнится, моя мама такое сочетание цветов называла: «вырви глаз».

— Что значит: «не знаю»? А кто знать должен? — он почти кричал.

— Не знаю, — опять повторила я.

— Делайте хоть что-нибудь!

Я покачалась с пятки на носок, потом сделала несколько шагов вперёд, села рядом с одной из меховых кучек, обвернулась собственным хвостом и принялась наглаживать инопланетника по тёплой, чуть колючей шерсти. Если это меня успокаивает, то может и ему поможет? Вроде бы дрожь немного уменьшилась. В какой момент и откуда появился Мика, я так и не поняла. Развернул к себе моё лицо, посмотрел в глаза.

— Ты почему ничего не делаешь?

— А что, нужно что-то делать? — из окружившей меня тёплым одеялом безмятежности, ничто не могло вывести.

— Так, понятно. Ну, хоть это-то ты писала? — он сунул мне под нос планшет с типовой формой рекомендаций по встрече инопланетников. На минуту проснувшееся вялое любопытство заставило попробовать вчитаться в текст. Слова я вроде бы понимала, но общий смысл от меня ускользал. Неважно. Оценила общий объём текста — великоват, столько я сегодня не писала и не копировала.

— Нет.

— Так, понятно.

Я вновь перевела взгляд на вейя. Полоска тёмно-бурая, полоска рыжеватая, а подпушек почти белый, длинная ость колет ладонь почти как слабым разрядом электричества. В отдалении, словно сквозь вату до меня доносятся слова Мика:

— … изменённое состояние сознания… не знаю… попробуйте отменить всё, что тут написано… не знаю, я не ксеномедик…

Жёсткая, уверенная ладонь обхватила меня за плечо и потянула вверх, побуждая встать. Идти? Да, конечно. По пути, я кажется, на ходу заснула, потому как вспомнить, каким образом оказалась сидящей в медицинском кресле в незнакомом мне помещении, так и не смогла. Из состояния безмятежной расслабленности меня вывело ощущение краткой жгучей боли — раз, другой, сначала за ушами, потом в других частях головы. В изогнутую кюветку, стоящую прямо перед моими глазами, один за другим опустились цветы. Бессильно обвисшие и уже, кажется, неживые. Ой, жалко-то как! Я же их только сегодня прикрепила.

— Вот и всё, — раздался где-то надо мной голос Мика.

— Она скоро в себя придёт? — ещё один голос, мужской и незнакомый.

— От часа до полусуток. Точнее сказать не могу, зависит от индивидуальных особенностей организма.

Как уходил незнакомец, я не услышала, но почему-то остро почувствовала, что мы с Миком остались наедине. Мы, и лежащие передо мной мёртвые цветы.

— А я думала, что снимать их буду только через полтора месяца на Земле, — услышала я свой голос как будто со стороны.