Барри Лонгиер - Тихая

"Джихад", сплюнул Онан. "Что ж, докси просто обожают это древнее проклятие."

"Это верно."

"Не могу себе представить, что люди снова купятся на это. Последняя священная война докси была просто чертовой кровавой кашей. Разве ты сам не помнишь? В каждой семье носили траур."

"Верно."

"И многие другие тоже вспомнят, друг мой. Докси кончены. Считай, это просто записано на скрижалях."

"Считай, записано", передразнил Набил. "Почитай-ка мне из своей гадательной книжечки, пуховерт."

"Набил, я видел ужас джихада только на экранах. А мой отец сам побывал на войне и рассказал мне кое-что гораздо похуже того, что дошло до экранов новостей. Своих проклятых муджахединов докси заставляли совершать жестокость за жестокостью, пока сама армия не восстала, не атаковала фанатиков и тем положила конец войне. Думан Амин тоже был там. Он тебе расскажет. Или спроси Джамила. Он был сержантом Думана."

"Многие не помнят эту войну, Онан. Только это я и говорю. Выросло целое новое поколение."

"А как же история, Набил? Как же память?"

"История мертва для тех, кто не прожил ее, а в политике аккуратная память не является инструментом получения дохода. Наоборот, это орудие соглашательства, шантажа и выгоды. Тьма народу вообще ничего не помнит, а другая тьма помнить не желает. Именно ими воняет в воздухе. Именно они на днях приведут Тахира Ранона к власти."

"Набил, ты беспокоишься больше, чем какая-нибудь старуха о продовольственных карточках."

"А как насчет того муллы с хлюпающим носом, кто был на кафедре в прошлый праздник Адонаи?"

"А при чем тут он?"

Набил захохотал: "Ты опять пропустил службу? Будь осторожнее, а не то окажешься в один какой-нибудь особенно прекрасный день перед судом священников."

"Муллы слишком заняты грызней друг с другом и обкрадыванием нищих, чтобы заниматься еще и мной. А что сделал этот мулла?"

"Ни много ни мало, сказал Думану Амину и членам всех других старых семейств, что реформисты тащат мир в адский огонь Магды..."

"Это же храм реформистов! Он не имел права говорить там такие вещи." Искреннее потрясение слышалось в голосе Онана. "Почему же даже фанатик пошел на такой риск? И перед всеми прихожанами? Да еще в этом храме?"

"Как я сказал, мой друг, что-то от докси носится в воздухе."

"Вах! Набил, тебе надо отрастить шерсть и сосиски, стать пуховертом и подсмотреть будущее в маленькой синей книжечке."

Во тьме за плитами Тихая задумалась над замечанием Онана о маленькой синей книжечке, вынимая из стены треснувший кирпич и засовывая в отверстие крошечную книжицу. Прежде чем заложить кирпич, она взглянула на синий переплет. Женщинам не позволялось владеть собственностью и имант должен был знать об этом законе. Зачем же пуховерт дал ей книжку? И как может кто-то "подсмотреть будущее" с помощью такой книги? И если бы она это смогла, какое будущее она попытается воплотить в жизнь?

Она тихонько заложила кирпич на место. Все эти вопросы бессмысленны без ключа к словам книги. Она поглядела в щелочку между плитами. Онан сгорбился на своем стуле, сложив руки, вытянув ноги и скрестив их, опустив подбородок на грудь. Он поднял голову и сказал Набилу: "Если в воздухе пахнет тем, что ты думаешь, мой друг, нам лучше молиться Алилаху, чтобы Джорам и Бахаи вдвоем перевесили докси."

"И это ты говоришь о молитвах?"

"Молиться так, будто ты без весла, и грести так, словно Бога не существует."

Девочка прошмыгнула в тенях и выскользнула в коридор. На службе находился Джамил, но на этот раз сержант сам ненадолго прикорнул в сторожке. Она прокралась мимо, открыла дверь и пошла к игровой комнате брата. Она собиралась рассказать Рахману о книжке иманта. Может быть, он научит ее читать?

Когда она вошла, Рахман сидел на полу, играя с моделью парусника. Заметив ее, мальчик нахмурился и снова перевел внимание на модель.

"Тебе нельзя находиться здесь, девчонка. А то у меня будут еще неприятности."

Холод сжал ее сердце. Она спросила знаками: "Что случилось?"

"Джамил поговорил с отцом."

Она улыбнулась: "И ты рассказал свою великую ложь? Ты сказал ему, что Джамил..."

"Нет." Лицо Рахмана сильно покраснело. "Джамил рассказал отцу и об этой лжи тоже и о моей угрозе. Отец ужасно разозлился на меня." В его глазах стояли горячие слезы стыда. "Он побил меня, и все это ты виновата!"

Ее глаза сузились и она показала: "Я не заставляла тебя лгать о Джамиле."

Мальчик швырнул свою модель в сторону, вскочил на ноги и дал ей пощечину. "Вот тебе за это, Тихая!"

Она стояла в оцепенении, а мир ее сжимался до размеров женской половины. Она проклинала невольные слезы на своих щеках, когда показывала: "Ты ничтожество, Рахман! Ты такой же, как все. Ничтожество."

Он занес руку, чтобы снова ударить ее, но она сильно толкнула его в грудь ладонями, повалив навзничь на его модель. Он успел наполовину привстать, когда она прыгнула на него, снова сбив его на пол и раздавив модель. Она боролась с ним, пока не уселась верхом ему на грудь, удерживая на полу его руки за запястья.

"Я убью тебя, девчонка! Клянусь, я убью тебя за это!"

Из-под своей вуали Тихая смотрела вниз в ярко-красное лицо брата. Она собрала слюну во рту, раздвинула губы и выплюнула ему в лицо. Когда брат завопил от ярости, она заглотала воздух сколько смогла и изрыгнула самое грязное из услышанных ею слов: "Сортир!"

Отпустив его, она встала и в последний раз оглядела комнату, полную игрушек. Принц оказался чудовищем, но королевство его оставалось чудесным.

"Ты уродина!", завопил Рахман со своего места на полу. "Ты подлая, уродливая и вонючая! Ты глупая, ты девчонка, и ты всего лишь дура! Я тебя ненавижу! Я ненавижу тебя, и хочу, чтобы ты умерла!"

Тихая повернулась и растворилась в тенях, возвращаясь на женскую половину. В эту ночь, плача, она чувствовала, как разрывается ее сердце.

x x x

Неделей позже все люди усадьбы стояли во дворе перед входом в главное здание, когда зябкий осенний воздух холодил их шеи. Мужчины располагались неровным полукругом возле Думана Амина. Женщины и девушки всего дома теснились черной кучкой у подножья каменной лестницы.

Рихана стояла вместе с женами Онана, Набила, Джамила, Маджнуна и Исака. Даже жена садовника-язычника Тоя была здесь же. Пятеро судомоек толпились вместе, и как не уговаривала из Рихана расслабиться, она со страхом в глазах держались друг за друга.

Маджнун и Исак стояли среди женщин, но не со своими женами. Между ними стояла вторая жена Думана, известная женщинам под именем Хедия. Все слуги-мужчины находились на месте, но на церемонии никто не присутствовал.

Тихая смотрела на свою мать. Исак держал ее за левую руку, Маджнун за правую.