Алла Конова - Голос вечности

Я понимаю, это сказка, детское утешение...

Сурен исследовал запасы нашего горючего. Протонов осталось совсем мало, и они шли на связь с Землей.

Нам не пролететь к Земле и тысячной доли пути, даже если бы мы знали, как это делается.

А Павел ищет страстно, напряженно, ищет разгадку нашей трагедии. Такова логика и сила человеческого разума!

Может быть, эта новая стихия, эти новые частицы подобны всепроникающим нейтрино..?

- Нет, - отвел эту мысль Павел, - если бы это было нечто, подобное нейтрино... Оно проникло бы сквозь защитную оболочку и свободно прошло бы сквозь массу протонов... А оно вызывает реакцию, то есть взаимодействует с протонами, частицей, имеющей электрический и барионный заряды. Эти неведомые частицы ни того, ни другого заряда не имеют, иначе мы бы их обнаружили. Значит, протонам, как, и этим частицам, присущ еще какой-то третий заряд. Протоны - ядерные частицы Но почему это излучение не действует на атомное ядро, оно не разрушает вещество, ядра атомов? Ни наш космоплан ни мы сами - ничто не пострадало, все осталось таким же, как и прежде. Взаимодействие происходит только со свободными протонами, и взаимодействие двоякое. Если протоны сконцентрированы в единую массу, как было у нас, - реакция развивается бурно и стремительно. Протоны перерождаются в неизвестный нам вид материи. Это происходит с колоссальным выделением энергии. А если протоны рассеяны, как в радиационном поясе планет, генерируется только строго определенное двухангстремовое электромагнитное излучение.

И опять, все опять и опять, возвращался Павел к тайне гравитации. Может быть, в ее разгадке ключ к нашему спасению?

Теория единого поля! Мечта Павла еще с юности... И в нашей судьбе он видел бездну возможностей и предположений для создания этой теории... И, может быть, поэтому он так мало чувствует безвыходность нашего положения?

У Анлореса есть планеты! Саша уверенно преподнес нам очередное открытие. Сколько? Пока неизвестно. Нас особенно интересуют те из них, которые находятся в зоне жизни, вблизи самой звезды, где достаточно света и тепла. Такую планету найти не легко: она все время в лучах ослепительного светила.

Но когда Саша доказал ее существование... Для нас это явилось не просто радостью: наверно, Колумб с таким же восторгом смотрел когда-то на впервые увиденную им землю.

К этому времени реактор космоплана уже не действовал. Пиозина осталось слишком мало для бурной реакции. Мы летели, подчиняясь только силам тяготения. Но если пустить в двигатель не успевший прореагировать пиозин, мотор оживет. А пока мы летим с обычной скоростью, на которую рассчитав космоплан: 5000 километров в секунду, корабль управляем. Мы взяли курс к новой планете, к новому миру.

Итак, вперед, в неведомое, а может быть, в мир неизвестной жизни!

Но прежде чем этот мир открылся нам, произошло нечто совершенно необъяснимое.

Впереди космоплана находится щуп для метеоритов. Он улавливает все твердые образования на трассе полета и сжигает их...

И вдруг... щуп молчал... Щуп не обнаружил опасности. Метеорит налетел на нас с тыла... Это невероятно. Но это так. Вернее, это был не метеорит, а что-то абсолютно непонятное.

Случилось это днем, в момент напряженной работы.

Резкий крик Саши. Не сигнал тревоги, а именно крик.

Мы увидели его у ракетного телескопа очень бледного, ослабевшего.

Вид неба оставался обычным. Темень Космоса и очень много ярких немигающих звезд.

Здесь больше ярчайших звезд по сравнению с Космосом у Земли: мы ближе к центру Галактики, и плотность светил увеличилась. И вдруг все звезды потускнели Как будто пелена затянула глаза, так Саша и решил сначала. Он скосил взгляд в сторону приборов. И в этот момент закричал. Автомат отметил не только то, что звезды померкли, но большинство из них, в том числе и наша планета, исчезло. Сам Анлорес расплылся, разлился сиянием. Свет его не обжигал больше глаз.

Создалось впечатление, что какая-то полупрозрачная масса обволокла космоплан и продолжает мчаться вместе с ним. Нет! Это был не сон! Не галлюцинация! Это длилось около десяти часов.

Потом небо очистилось, облако удалилось так же незаметно, как и спустилось.

Перемен не произошло никаких.

Мы мчались по курсу к нашей планете. Мы свыклись с мыслью, что она наша.

Космос оставался прежним. Оранжево-красный, четко очерченный диск Анлореса, сияние его желтоватой звезды-спутника и бесконечное множество ярких немигающих звезд.

ДЖОЛИЯ - ПЛАНЕТА ОРАНЖЕВОЙ ЗВЕЗДЫ

(Окончание записок, Нины Орловой)

Павел и Саша спорили. Спорили резко, может быть, даже грубо, а главное, азартно.

Павел стал пунцово-красным, он был взбешен, что кто-то смеет думать не так, как он.

- Не спорь! Не спорь о том, чего ты не понимаешь! Жизнь развивается, подчиняясь определенным закономерностям. Одноклеточные-многоклеточные-высшие формы жизни. И подлинно разумными существами может быть только наивысшая форма - существа, подобные человеку, с тонкой нервной системой, с мозгом.

- А мне кажется, что может быть что-то совсем непохожее.

Саша улыбался особенно приветливо, как умел улыбаться только он один, но упорно стоял на своем.

Павел с досадой отвернулся, всем своим видом говоря: ну что тебе доказывать!

Меня радовала их горячность. А еще приятно было оттого, что этот разговор сейчас совсем не отвлеченный, совсем не беспредметный. Он сейчас неизбежен и необходим.

Мы на подступах к новому миру. Издали планета розовая.

И на ней, вне всякого сомнения, возможна жизнь. И, может быть, такая, как наша?

Неужели мы осуществим давнюю мечту! Найти братьев по разуму... И, может быть, люди на Земле узнают об этом? Сколько лет прошло на Земле?

Странно думать, что там, в пропасти веков, уже ничего не осталось привычного для нас.

Мы стояли на пороге нового Солнца и новой Земли. Мы уже знали, что она немного больше нашей планеты и, значит, ходить по ней будет тяжелее (а особенно сейчас - после невесомости). Она щедро обогревается своим Солнцем, но мы не могли определить состав ее газовой оболочки. Сначала мне показалось, что атмосфера носит ярко выраженный восстановительный характер - я обнаружила в ней вместе с парами воды аммиак, метан, сероводород... Но вдруг увидела ясные линии молекулярного кислорода и азота. Концентрация этих элементов прыгала в самых широких пределах. А приборы были в полном порядке. Я уверена. Я сама их очень тщательно проверяла.

Новый мир стремительно приближался. И скоро превратился в огромный мутно-розовый шар. Нас отделяло расстояние в двести тысяч километров.

- Какое же имя дать этому розовому миру? - спросил Павел.