Карл Левитин - Жизнь невозможно повернуть назад

- ?

- Я мало что могу сказать тебе, Анна... Видишь ли, истинную цель вашего эксперимента сейчас тебе знать не разрешено. Психологическая служба всегда категорически против того, чтобы экипаж, которому предстоит сверхдлительный полет, был заранее информирован о конечной точке и поставленных задачах: это создает ненужную напряженность. В этом, поверь, есть большой резон.

И все-таки в общем виде я хочу сказать тебе, что вас ждет совершенно необычное, поиск, к которому никто из нас не готов - да и не может быть готовым.

- Поиск, Марк?

- Да, Анна. Именно так. И может случиться, что тебе там - я имею в виду сектор поиска - встретится человек, чем-то похожий на тех, кого ты знаешь здесь, в ЭРЭ...

- Не пугай меня - или не шути так странно.

-Я не шучу. И тебе вовсе не надо пугаться - наоборот, я хочу, чтобы ты знала. Если вдруг так окажется, что человек этот будет хоть немного похож на меня, он обязательно будет любить тебя, Анна. Для него ты будешь самой красивой и самой умной, и он не сможет сказать "нет" - о чем бы ты ни просила. Это закон любви. И вот еще. Этот медальон - на память о всех нас, оставшихся на Земле.

- Ты все-таки хочешь, чтобы под конец я расплакалась, как девчонка! Между прочим, я видела точно такой же - наш Грусткин вот уже полгода с ним не расстается.

- Это он и есть, я лишь положил внутрь свою командорскую булавку. Это не просто сентиментальный жест при расставании. Видишь ли... наши мудрецы, Грусткин в первую очередь, считают, что обе эти вещи - медальон и булавка могут иметь для вас некое важное значение.

- Марк, ты говоришь загадками.

- Да, Анна, но беда в том, что я не знаю отгадки.

Прокручивая этот разговор в памяти раз за разом, Энн пыталась восстановить малейшие подробности. Ей все казалось, будто что-то важное ускользнуло, стерлось, и тем потерян ключ к решению капканских проблем. В тысячный раз пытаясь воссоздать в воображении тот вечер, она вспоминала и закатное солнце, и легкий запах скошенной где-то вдалеке от бетона космодрома травы, и ощущение спускающейся на землю прохлады, и тогда в ушах её звучал незабытый, оказывается, несмотря на годы и не поддающееся представлению пространство, голос. Энн закрывала глаза и отчетливо видела Марка Морева, который почему-то вовсе не казался маленьким рядом с серебристой громадой корабля. Но он не произносил ни одного нового слова - только те, что она и без того знала наизусть.

И все-таки какой-то намек, умело скрытая подсказка таились в прощальном разговоре. Конечно, теперь-то Энн понимала, почему ни Морев, ни Игорь, больше всех других сделавшие для осуществления их полета, сами не приняли в нем участия: как хирургу не позволено оперировать своих близких, так и в группы поиска никогда не включают тех, кто может испытать недопустимый в экспериментальном полете стресс от встречи с разыскиваемыми. Это правило становится неукоснительно соблюдаемым законом, если речь идет о генетически связанных людях - родственниках по восходящей или нисходящей линии. И Марк, и Грусткин - они были потомственными космолетчиками, они принадлежали к той небольшой группе семей, где все без исключения работают только в системе Большого Космоса. Их далекие прапрапрадеды улетели на "Чивере", и если бы Энн хоть немного интересовалась историей, она непременно прочла бы эти фамилии в любом документе той эпохи.

Времени у нее было много. Энн продумала такое количество вариантов возможных рассуждений Морева, Грусткина и других сотрудников Экспедиции, которые готовили их полет на Капкан, что почти не сомневалась - картина сложилась у нее верная. Они с Рольсеном были одними из немногих "чужаков" в космолетческой среде - и уже по одному этому попали в список кандидатов на полет. Наверное, Грусткин не только сам предложил кандидатуру Рольсена, но и горячо настаивал на ней - они были непримиримыми противниками в спорах о теоретической космонавтике и одно это должно было побудить болезненно щепетильного в вопросах этики Грусткина требовать для Рольсена всех прав и преимуществ в любой иной, отличной от их словесных баталий, сфере. Только теперь Энн прозрела. Игорь, зная, что именно Рольсену предстоит лететь на поиски Невернувшихся, специально вел с ним многочасовые дискуссии, постоянно провоцируя на спор. Грусткину нужно было возбудить в Борисе способность к анализу, сбить с него самоуверенность удачливого космобродяги, развенчать дешевый романтизм лозунга "летать - чтобы летать". Конечно, в их препирательствах многое было гротескно заострено, но главное Игорь усмотрел верно. "Всеядность" Рольсена, его стремление проникать во все мыслимые области, становясь там своим, признанным, - эту его черту Грусткин высмеивал особенно ядовито. Это - все та же страсть к коллекционированию, говорил он. Одни складывают в коробку конфетные обертки, другие - восторженные отзывы специалистов разных дисциплин о своих успехах и эрудиции. Но толку в обоих случаях - ровно никакого.

И все эти словопрения об уставофобии и параграфоненавистничестве преследовали все ту же цель - подготовить Рольсена к самым непредвиденным обстоятельствам, о которых Игорь думал, видимо, непрестанно. Поддевая Бориса, втягивая его в бесконечные беседы, Грусткин исподволь направленно рассказывал ему о важных эпизодах из истории космоплавания, Рольсену неведомых. Игорь вел сложную утомительную игру - помимо воли Бориса внедрить в его сознание массу сведений, тщательно отобранных, умело проинтерпретированных, афористично изложенных - с расчетом, чтобы они всплыли из рольсенского подсознания в нужный момент, даже если момента этого ждать придется невообразимо долго.

В свете этих соображений история с медальоном и булавкой становилась прозрачно ясной. Очевидно, Грусткин, дотошно изучивший все, что связано с "Чивером-1" и его экипажем, установил, что среди земных предметов, безусловно фиксирующих на себе внимание, у чиверян были две такие вещицы - семейная реликвия, быть может, даже грусткинского древнего рода, и знак высшего воинского отличия - не исключено, что он принадлежал отдаленному предку Морева. Далее, моделируя рассуждения чиверян - так как Энн сейчас моделировала его, Грусткина, строй мысли, - он пришел к выводу, что Невернувшиеся постараются именно эти два предмета использовать как символы, понятные землянам, поскольку они, чиверяне, тоже, вне сомнения, моделировали психику землян.

... Эти мысли, ставшие для Энн и ежедневной гимнастикой ума и смыслом жизни одновременно, делали её нынешнее капканское существование хоть немного терпимее.

10. 00. 00/181. 740/V

Хранилище трансформатория, кассета № 5:

... Общий Совет экипажа суперкрейсера "Чивер-1", полностью отдавая себе отчет в том, что в обозримом будущем не приходится надеяться на помощь Земли, считает себя обязанным принять все меры к тому, чтобы задачи, поставленные перед кораблем и его командой, были выполнены. При этом он исходит из того незыблемого положения, что Экспедиция Разрешенных Экспериментов, членами которой они являются, никогда не оставляет поиски своих сотрудников, и как только причины, препятствующие организации такого поиска, перестанут действовать, он будет немедленно осуществлен. Поэтому Общий Совет экипажа принимает предложение командира корабля Морева, доложенное им и детально обсужденное Советом, сознавая всю его необычность и принимая на себя всю меру ответственности.