Александр Абрамов - Последняя точка

– Допустим, – смягчился Вагин. – Значит, виновным Глебовского ты не считаешь, если затянул дело.

– Не так уже затянул. Всего неделя. К тому же выяснились любопытные обстоятельства. Следствие Жаркова целиком ошибочно.

– Интересно. Может быть, расскажешь?

– Это не телефонный разговор.

Вагин закончил недовольно:

– Ладно. Расскажешь потом. Поторопись.

Осложнения продолжались. Уже на следующее утро прокурора вызвал к себе секретарь горкома Кривенко. Принял он его сразу, ждать не заставил, но встреча началась сухо и неблагоприятно.

– Мною получено коллективное письмо рабочих Свияжского комбината о деле бывшего главного инженера Глебовского. Семьдесят подписей. Ознакомьтесь.

Секретарь протянул письмо Бурьяну. Тот прочел:

«Дело по обвинению бывшего главного инженера завода Глебовского в убийстве директора заводского Дома культуры тов. Маркарьяна, рассмотренное и законченное следствием, а также уже утвержденное бывшим прокурором города, а ныне областным прокурором тов. Вагиным, до сих пор не передается в суд и когда будет передано, новый прокурор тов. Бурьян не сообщает, хотя весь город об этом гудит и волнуется. Преступление возмутительное и требующее немедленного судебного разбирательства. Очень просим вас разобраться в этой канители и призвать тов. Бурьяна к порядку, чтобы он работал, а не бездействовал, откладывая со дня на день судебный процесс».

Бурьян молча вернул письмо секретарю горкома.

– По-моему, вы должны говорить, а не я, – сказал тот.

Бурьян отлично понимал, из какого источника поступают жалобы к Вагину и это письмо секретарю горкома, какими мотивами они продиктованы и кто лично в этом заинтересован. Подумав немного, он ответил:

– Дело, именуемое в письме законченным и утвержденным, не закончено и не утверждено. Бывший следователь тяжело заболел и не написал заключения, а нынешний прокурор области ничего не утверждал, предоставив мне самому решить вопрос о передаче дела Глебовского в суд. Ну, я и решил.

– Потянуть время?

– Поскольку это не юридический термин, я на него не отвечу. А решил я пересмотреть дело. Следствие продолжается. Глебовский еще не обвинен, и я думаю, что обвинен он не будет.

– А если мы обсудим это письмо на бюро горкома? Что вы скажете?

– На бюро?

– Допустим.

– То же самое, что сказал и вам. Я прокурор, пока еще с работы не снят и несу всю ответственность за следствие. А оно еще не закончено.

Глаза Кривенко чуть потеплели.

– Вы правы, конечно, и оказались гораздо решительнее и проницательнее, чем я думал, – сказал он.

– Могу ли я вас спросить: почему?

– Вы ни разу не сослались на Кострова и на его разговор с вами, и понимаю, что вы оправдываете Глебовского не из карьерных соображений. Письмо я передаю вам. Ознакомьтесь и отвечайте.

– Хорошо, я отвечу. Сразу же. А если уж говорить о проницательности, то я почти уверен, что оно инспирировано одним лицом и продиктовано страхом перед разоблачением. Кстати, больше половины рабочих не подписались под этим письмом: далеко не все на заводе убеждены в виновности своего главного инженера. Тайна следствия вынуждает меня умолчать пока о его результатах, но могу вам определенно сказать, что преступление хитро задумано в умело совершено, а мотив его не ревность, а тот же доводящий до ужаса страх.

На этом и кончилось еще одно осложнение, мешающее Бурьяну.

Фролов был не просто жуликом, а крупным хищником, действительно хитроумным мастером незаметного обогащения за счет государства. Начал он с детства в Смоленске в годы после первой мировой войны, ловко воруя у школьников учебники, завтраки, а иногда, если это удавалось, и деньги. В семье мелкого продавца его поведение не считалось пороком, и он, не спеша, воровал и копил. Шли нелегкие годы сельскохозяйственного и промышленного строительства, Фролов, не попав в вуз, работал маленьким счетоводом в Седлецке на ниве сельскохозяйственной кооперации. Однако и тут, где большими деньгами не пахло, все же ухитрился «приработать» несколько тогдашних тысяч, научившись ловко подделывать чужие подписи. Но в конце концов попался, был судим и угодил в тюрьму на несколько лет. Похищенные деньги у него отобрали, да он особенно и не грустил: хотелось большего. Не читая «Золотого теленка», он мечтал о миллионе. Только у него не было ни обаяния Остапа Бендера, ни способностей «великого комбинатора». Миллион ему лишь мерещился.

Случилось так, что его судимость состоялась всего за несколько месяцев до начала войны, когда из Седлецка его перевели в смоленскую тюрьму. После ожесточенного сражения под Смоленском гитлеровцам 16 июля 1941 года удалось ворваться в город. Все осужденные уголовники были тотчас же освобождены, а судебные дела их переданы в гестапо. Многие стали полицаями. Мухин, отбывавший заключение за вооруженный грабеж в сберкассе, получил высокое назначение в гестаповской карательной администрации, а вот Фролова оккупанты недооценили: бывший счетовод советской потребительской кооперации заслужил только местечко делопроизводителя в городской управе. Правда, и здесь можно было поживиться на взятках и подачках, но до миллиона было далеко, как до господа бога в лице местного гауляйтера.

В конце концов оккупанты, ищущие агентов для борьбы с партизанскими группами, рассеянными вдоль железных дорог, ведущих к Смоленску, забросили Мухина и Фролова в лес для присоединения к одному из таких партизанских отрядов, конечно, с фальшивыми документами и легендами. В скитаниях по лесу Мухин сфабрикованные документы потерял, но Фролов сохранил и поддельную бумажку, и деньги. Случай свел обоих с отрядом Глебовского, и судьба их известна. Но даже при воссоединении с наступающими советскими войсками припрятанные деньги Фролову удалось сохранять.

Война, как это ни странно, оказалась для него источником дальнейшего обогащения. Гражданская специальность Фролова привела его в интендантскую часть, и первым его трофеем была продажа грузовика с американской тушенкой. Купил ее некий Шинберг, интендант в капитанском звании, тут же реализовавший покупку на черном рынке в освобожденном Смоленске. Жулик жулика видит издалека, и Шинберг сразу же оценил Фролова. Аферы по искусно подделанным документам продолжались безнаказанно. В конце войны оба интенданта-мошенника орудовали в тылах Советской Армии в Германии, вывозя все, что удавалось похитить в брошенных немецкими богатеями поместьях: от трофейных автомашин до фарфоровых сервизов. Но вот на мине где-то в Силезии подорвался вместе с автомашиной Шинберг, Фролову же повезло. Все похищенное двумя интендантами с липовыми документами перешло в руки перекупщиков в тыловой Одессе, в Киеве и даже в Москве.