Александр Плонский - Плюс-минус бесконечность (сборник)

— Нелепый вопрос! — с досадой отмахнулся Великий Физик. — Как-никак, я мужчина, а не женщина!

— И алмазная ветвь не на правом лацкане, а на левом…

— Что ты от меня хочешь?!

Абрагам Седов распахнул на Великом Физике пиджак и приложил ухо к груди.

— Я так и думал… — произнес он взволнованно. — Добро пожаловать, дорогой друг!

— Ты с ума… — завопил Великий Физик и оборвал себя на полуслове. — Неужели… Бог мой, какой я идиот! Вот тебе и Сезам… Подумать только, что эта самая сцена разыгрывается сейчас и там, на Земле-1!

— На Земле-2, — поправил Седов.

— Какая разница! Земля двуедина, и каждый из нас рождается в двух лицах!

— И умирает тоже…

— Абрагам Седов, — торжественно провозгласил Великий Физик, — вы сделали великое открытие! Вселенная — это двуликий Янус, она зеркально симметрична. Но Зазеркалье вовсе не страна чудес, простершаяся перед маленькой Алисой. По обе стороны вселенского зеркала одно и то же!

— Не совсем, — уточнил Абрагам Седов. — Сердце у меня все-таки слева!

— Да ну?! — притворно удивился Великий Физик.

От сердца к сердцу

Аспирант Уточкин ввел бланк в анализирующий компьютер. А за сто лет до этого…

— Просто уникум, — сказал профессор Ваулич. — Из нее мог бы получиться большой музыкант, но…

— Что-нибудь не так? — встревожился отец Риты.

— Ее ждет каторжный труд.

— Ну что вы… Для Риты это будет не труд, а удовольствие. Она так любит музыку. Правда, дочурка?

Шестилетняя Рита охотно кивнула.

День за днем просиживали отец с дочерью за купленным в рассрочку «Блютнером». В двенадцать лет Рита уже играла за первый курс консерватории, а в тринадцать захлопнула крышку рояля:

— Никогда, слышишь, никогда не прикоснусь больше к инструменту!

Школу Рита окончила с медалью. Ей было все равно, куда поступать, но только не в консерваторию! Родители выбрали для нее специальность «Электронные вычислительные машины» — модную и престижную.

Спустя пять лет Рита получила диплом инженера-программиста и распределение в проектно-конструкторское бюро. А еще через два года ее перевели в старшие инженеры, чему способствовал уникальный дар раскладывать в уме на гармоники сложнейшие звуковые колебания. «Наш спектроаналиэатор», — шутили друзья.

Рита не понимала, зачем вообще пользуются нотами: ведь музыка так естественно выражается на ясном и строгом языке математики. Она по-прежнему не прикасалась к роялю. Да и «Блютнер» давно перекочевал к другому, более удачливому вундеркинду. Но у нее появилось увлечение: переводить на машинный код фуги, мазурки, менуэты…

Заканчивался квартал, план, как всегда, горел. Справившись за полночь с программой, Рита выключила верхний свет, и машинный зал, погрузившись в полумрак, неожиданно напомнил ей Домский собор. Казалось, вот-вот со стен сорвутся звуки органной музыки. И Рита в самом деле уловила странную мелодию. Музыка была на грани слуховой галлюцинации, возникала как бы не извне, а изнутри, шла вразрез с незыблемыми правилами композиции.

Схватив подвернувшийся под руку лист бумаги, девушка начала бессознательно испещрять его символами. Музыка умолкла. Очнувшись, Рита увидела стандартный бланк программы, покрытый лишенными смысла каракулями.

«Совсем заработалась!» — с досадой подумала она, в то же время безуспешно пытаясь восстановить в памяти непостижимо прекрасные звуки, рожденные капризом фантазии.

По случайности бланк вместо мусорной корзины попал в архив.

Умер отец Риты, так и не осуществив мечту о выдающемся потомке. Спустя много лет умерла сама Рита, став перед этим мамой, бабушкой и прабабушкой плеяды очаровательных малышей. А наука все двигалась и двигалась…

Отшумели споры о внеземных цивилизациях: академик Славский, неопровержимо доказавший их существование, затем еще более неопровержимо доказал, что мы одиноки во Вселенной.

И все это время испорченный бланк лежал в архиве. Там его и обнаружил аспирант Уточкин, которого все, включая научного руководителя, считали абсолютно неспособным к науке. Так, собственно, и было. Способный человек, безусловно, не обратил бы внимания на бланк, покрытый бессмысленными каракулями. А Уточкин обратил и вопреки логике и строгим инструкциям о порядке расходования машинного времени ввел никудышный бланк в чрево анализирующего компьютера.

И услышал:

«Люди Земли! Мы обращаемся к вам из звездного далека на единственном языке, идущем от сердца к сердцу — языке музыки…»

Пастеурелла пестис

14 февраля 2004 года в 16.00 по Гринвичу радиовещательные и телевизионные станции Земного шара, прервав свои обычные программы или включившись во внеурочное время, передали чрезвычайное сообщение ООН и ВОЗ — Всемирной организации здравоохранения. В течение суток перед этим все каналы связи — спутниковые и световодные — работали с предельной нагрузкой и были закрыты для частных переговоров, коммерческих сообщений, корреспонденций и т. п.: происходил интенсивный обмен информацией на высшем правительственном и межправительственном уровне.

Никогда прежде не принимались в столь спешном порядке, без дипломатических экивоков и бюрократической казуистики, решения, затрагивающие интересы всех стран, не предпринимались совместные, глобальные по масштабам, действия.

Еще никогда не удавалось в считанные часы погасить все — тлеющие и полыхающие пламенем — вооруженные конфликты, отказаться от взаимных претензий, забыть об амбициях…

И, наконец, еще ни разу в истории человечества не был заключен договор, который за несколько часов ратифицировали парламенты всех государств.

Три дня назад даже мысль о такой возможности показалась бы абсурдной. На полях сражений в Азии, Африке и Латинской Америке лилась кровь. Генеральный секретарь ООН тщетно призывал к сдержанности. Совет безопасности принимал решения, которым, увы, мало кто подчинялся…

А символический часовой механизм отсчитывал мгновения, и в одно из них…

— Не может быть… — прошептал Кен Дри, ординатор инфекционной больницы в городке Сент-Клу на юге Эстиврии. — Не может быть, — повторил он растерянно.

Кен только что подключил диагностические датчики к телу пациента, и на дисплее ЭВМ высветилось название болезни: «ЧУМА».

Последняя вспышка чумы была зарегистрирована двадцать лет назад. Считалось, что с ней, как в свое время с оспой, покончено навсегда.

Светограмму доктора Дри приняли в Женеве (где со дня основания ВОЗ — 7 апреля 1948 года — находилась штаб-квартира этой организации) около шести часов утра. К восьми в памяти компьютера накопилось уже более ста светограмм аналогичного содержания. К двенадцати их число перевалило за миллион. Стало ясно: начинается пандемия, какой еще не знала Земля. Пастеурелла пестис — чумной микроб — распространялся с быстротой космического корабля.