Вячеслав Рыбаков - Доверие

- В такую жару наш гость даже вечером запросил бы окрошку. Ну, еще ломоть буженины и бокал грейпфрутового сока. Вот такая мешанина. У него странные вкусы, детка.

- Ты так считаешь? - искренне удивился Ринальдо. - Я думал, у меня вовсе нет вкусов.

- Тебе только кажется. На самом деле ты очень привередлив, - ее губы уже перестали дрожать.

Вот эти губы...

- Я поняла, - сказала Чари робко.

Айрис принялась изучать платье у себя на коленях. Потом принялась тщательно разглаживать его ладонью. Чари тихо вышла.

- Ты зачем приехал? - спросила Айрис, не поднимая глаз.

- Просто так, - ответил Ринальдо, асимметрично улыбнувшись. - Давно хотел - а теперь появилось свободное время.

Это была неправда. Он приехал не просто так. Третий корабль погиб сегодня, несмотря на ночную проверку, взорвался на старте в четыре часа дня, как и первые два, и на нем были убиты еще сто тысяч тщательно отобранных замечательных людей. Будто и впрямь куражился и хохотал над бессилием слегка разумных муравьев божок-садист. Ринальдо приехал оттого, что опустились руки. Приехал вспомнить. Воскресить. Вновь полюбить и вновь возненавидеть. Он давно уже не любил и не ненавидел - только спасал; и теперь спасать, не любя, не хватало сил.

- Детей нет? - спросила она. Ринальдо не ответил. - Почему ты украл у меня Дахра?

- Я ничего никогда не крал, Айрис. Даже безделушек. Тем более того, что мне дорого.

- Что?

- Я говорю, украсть, что любишь и в чем нуждаешься, куда труднее, чем то, что безразлично... ты так не считаешь? Это как бы капитуляция. Как бы сам признаешь, что не достоин того, что любишь. И никогда уже не будешь достоин, никогда уже не сможешь добиться естественным путем.

- Что за вздор, Ринальдо! Я просто не могу понять твоих вечных максим! Сколько же можно всех воспитывать?

Он хотел ответить, но не успел.

- Как ты мстишь. Сколько злобы, ненависти... Неужели можно столько лет любить и желать зла?

- Не знаю, - сказал он. - Про зло - разумеется, чушь, а вот любить... - он пожал плечами. - Просто без тебя мне как-то бессмысленно. Как-то скудно, понимаешь?

- Скудно... - задумчиво повторила она. - Понимаю...

Она не понимает, подумал Ринальдо. Она знает лишь свое "скудно": Чан в Совете, Чан в Коорцентре, Чан на испытаниях. Чан в рейсе, Чан с друзьями, Чан с подругами... Потом налетит вдруг - топот, смех, крик, грай, нечеловеческий клекот; а поутру - на молочно-белой коже смуглые пятна его поцелуев и тающая в сиянии неба точка его орнитоптера. Разве это скудно? Это просто смешно.

- Почему ты позволила ему вновь... прилетать?

- Откуда знаешь? - вскинулась она и сразу поникла. - Он?! - она не произнесла, а почти всхлипнула это короткое слово, настолько унизительной была догадка. Ринальдо не ответил, даже не кивнул, но его глаза никогда не умели врать; конечно он, ответили они за Ринальдо. - Потому что он добрый! - в отчаянии крикнула Айрис.

Ринальдо улыбнулся половиной лица.

Третий курс оказался критическим для Чанаргвана. Ринальдо ишачил на него как мог, но Чан был уже совершенно не в состоянии заниматься чем-либо, кроме тренажера, он находился на грани исключения и только клял судьбу. Ринальдо делал за него вычисления, а Чан сидел рядом и клял судьбу. И тогда хитроумный Ринальдо отказался что-либо делать и стал говорить: "Бездарь!" Он говорил: "Ты никогда не оторвешься от Земли, разве что пассажиром!" Он говорил: "Тебе пасти коров!" Чанаргван возненавидел его, и Айрис возненавидела тоже: "Как ты можешь сейчас! Твоему другу плохо! Надо помочь, а уж потом указывать на какие-то недостатки..." Только на ненависти к Ринальдо Чанаргван выпрямился; только чтобы доказать Ринальдо, и себе, и всем, что он - не бездарь и что Ринальдо - не настоящий друг. Тогда они еще мыслили подобными формулировками. Полгода спустя Ринальдо, уже собиравшийся все рассказать Чанаргвану, попал в аварию на тренажере. Авария была редчайшей и крупной, почти невероятной, отчасти Ринальдо был виноват в ней сам. Он так и остался полукалекой на всю жизнь, но, пока он валялся по госпиталям и реабилитационным центрам, слава подлеца, бросившего талантливого, но разбрасывающегося друга в тяжкий момент, приклеилась к нему навечно; скоро уж все и забыли, почему Ринальдо подлец, просто известно было, что на него нельзя положиться.

- И с чего это к тебе липнут наши дети? - вдруг сказала Айрис с неприязнью. - Дахр... теперь - Чари... глазищи во, рот варежкой...

- Они мне доверяют.

- Вздор! Не знаю, как там Дахр, но о каком доверии может идти речь между мужчиной и женщиной?

Бедная, подумал Ринальдо. Сгорела.

- А о чем может идти речь?

- О терпении, - отрезала Айрис. - Только о терпении. Ничего не знать и делать вид, что все - как всегда.

Ринальдо только головой покачал.

- Идите есть! - крикнула Чари, растворив дверь. В комнату повеяло свежим и вкусным. Ринальдо оглянулся. Чари успела переодеться. На ней была теперь вызывающе изящная, короткая полупрозрачная хламида и невесомый, совершенно прозрачный синий шарф до щиколоток.

- Ты оделась бы поприличнее, детка, - брезгливо приказала Айрис.

- Вот еще! - с вызовом ответила Чари и уставилась на Ринальдо. Теперь все так носят, - добавила она отчаянно, - когда хотят понравиться.

- Ринальдо, - сказала Айрис устало. - Уходи.

- Мама...

- Помолчи. Ринальдо, я тебя прошу. Ты здесь не нужен. Ты же всегда это понимал, и сейчас понимаешь.

- Нет, - ответил он с непривычным и оттого еще более сладким ощущением причинения ответной боли. Запретным и великолепным. - Не понимаю.

Лицо Айрис покрылось красными пятнами.

- Выметайся.

- Мама! - вспыхнула Чари. - Как тебе не стыдно!

- Молчи, ты не понимаешь.

Ринальдо медленно поднялся. Чари подскочила к нему и с силой ухватила за локоть.

- Не вздумайте уйти, - быстро произнесла она. - Это бывает с ней. Это оттого, что Дахра нет и отец снова перестал прилетать. Я уже поставила на стол замечательную окрошку, вы в жизни такой не пробовали...

- Чари-и... - с мукой выдавила Айрис. - Ты не понимаешь!

- И не желаю, - энергично возразила Чари. - Не желаю понимать, как можно так обижать человека. Когда поймешь такую гадость - надо перестать жить.

- Чари, - укоризненно произнес Ринальдо, осторожно освобождаясь от ее крепких пальцев. Чари озадаченно смотрела на него. Айрис бессильно уронила голову на сомкнутые ладони; длинные белые волосы упали почти до колен, слабо раскачиваясь единой слитной массой.

- Этот чижик - мой первый муж, - глухо произнесла она из-под волос.

Глаза Чари стали на пол-лица.

- И... правда? И я - вот его дочь?

- Нет! - выкрикнула Айрис, вскочив и сделав непонятный жест руками. Никогда!

- А что же ты... Все равно не понимаю. Его дочь, скажи!