Том Холланд - Раб своей жажды

Я шагнул вперед, намереваясь взобраться на пустой трон, но Элиот вновь замер:

- Вот... Сейчас слышите?

Я прислушался и на этот раз расслышал какие-то слабые звуки. Похоже, били в барабаны, но не так, как у нас на Западе, а словно играли на табла, разливающемся гипнотизирующей, бесконечной дробью. Звуки доносились из-за пустого трона. Я положил руку на подлокотник и, содрогнувшись от всеподавляющего, почти физического страха, невольно отшатнулся. Опустив глаза, я обнаружил, что трон весь покрыт запекшейся кровью, а на его каменном сиденьи валяются кости, внутренности и куски мяса.

- Опять козлы? - уточнил я у Элиота.

Он, склонившись, рассматривал что-то похожее на сердце. Лицо его застыло, и он медленно помотал головой. Теперь дробь табла стала отчетливее и набрала силу. За троном находилась крошащаяся стена; я подошел к ней и, встав на колени, заглянул в щель в каменной кладке. Дыхание мое перехватило, ибо мне открылись руины большого города, заросшего, как, и дворец, вьюнками и деревьями, но все же полного жителей. Обитатели необычного града поспешно ковыляли мимо растрескавшихся арок и колонн к какому-то месту сбора, скрытому от нас высокой стеной. Вдалеке виднелись отблески пламени, и мне вдруг вспомнилось, что пораженные болезнью существа испытывают сильный ужас перед светом. Над всем этим господствовал колоссальный храм, и даже с такого расстояния я разглядел, что внутри него масса статуй. Храм величественно высился на фоне звездного неба, a его подножье освещалось оранжевыми отблесками пламени.

Я увидел, что Элиот определяет направление ветра.

- Все в порядке, - сообщил, он. - Ветер дует в нашу сторону.

- Прошу прощения, сэр? - не понял старший сержант.

- Хочу сказать, - пояснил Элиот, - что они не смогут обнаружить нас по запаху. Вы же видели, они иногда останавливаются и принюхиваются.

Обычное упрямство, обычная сдержанность покинули его лицо, и глаза доктора загорелись тем сумасшедшим огнем, что пылает в каждом искателе истины. Он снова повернулся к вздымающемуся контуру храма.

- Начинается охота, друзья мои, - провозгласил он. - Пойдемте посмотрим, что мы сможем найти.

Чуть ли не ползком мы преодолели примерно с четверть мили. То и дело мимо нас шныряли какие-то фигуры, но, благодаря нашей осторожности, нас не заметили и не учуяли. Башня маячила все ближе, и вскоре до нас донеслись звуки других музыкальных инструментов - над разрушенным городом, завывая, словно призраки, поплыли звуки ситаров и флейт. Барабанный бой становился все более неистовым, близясь к какому-то рубежу, но высокая стена по-прежнему загораживала нам вид. Мною овладело сильное желание увидеть наконец, что же за ней скрывается...

Участилась дробь табла, и мы тоже прибавили ходу. Бегом мы преодолели открытую площадку. Руины остались позади, вьюнков и деревьев стало поменьше, и мы, ведомые неуемным любопытством, оказались чуть ли не у всех на виду. Один раз мне даже почудилось, что нас заметили - группа горцев, ковыляющая мимо, яростно блеснула в нашу сторону глазами. Однако нас, как ни странно, не обнаружили. Мы подождали, пока они пройдут, и бросились к стене. Когда-то стена, видимо, была бастионом разрушенного города, да и сейчас она осталась мощным хотя и немного потрепанным, сооружением, поэтому вскарабкаться на нее оказалось нелегко. Но вот мы стоим на гребне под яростный бой табла и стон ситаров, возносящийся к звездам. До нас донесся крик множества голосов, нечто среднее между приветственным возгласам и рыданием, вслед за чем раздался скрежещущий, скрипящий звук. Я подполз к бойнице и осторожно выглянул.

Под стеной, на которой мы находились, собралось около сотни людей. Они стояли молча и совершенно неподвижно - спинами ко мне и лицами к стене огня. Языки пламени выбивались из расщелины в скале, а над ними высоко возносился изогнутый мостик, узкий и украшенный резьбой. От мостика вверх по утесу, к храму, вилась тропа. Храм же был словно вырублен в скале и высился угрюмо и массивно над всеми нами. Черные статуи, окрашенные в яростные оттенки красного огня, мрачно взирали на собравшуюся внизу толпу. Вид каменных дев угнетающе подействовал на меня, и, взглянув на верхушку храма, я почувствовал, что сердце мое забилось с перебоями.

Из расщелины вырвался особенно яркий язык пламени, и в оранжевом свете появилась какая-то адская фигура. Это была статуя Кали. Лицо ее было прекрасно и от этого еще более ужасающе, потому что излучало невероятную жестокость. Мне даже померещилось, что статуя ожила и не только ожила, а еще и пристально уставилась на меня. Я понял, что все в толпе смотрят на статую, и я тоже всмотрелся в нее, пытаясь постичь тайну, позволившую ей завладеть вниманием стольких людей. У статуи было четыре руки - две подняты вверх с зажатыми в пальцах крючьями, а две другие опущены, и в каждой богиня держала нечто похожее на пустую миску. Ноги ее, как я заметил, были прикреплены к металлическому основанию, а основание, в свою очередь, - к каким-то шестерням и колесам. Послышался лязгающий звук, статуя задвигалась, и я увидел, чтo перемещается она при помощи механизма. Толпа взревела дьявольским ревом, в котором звучали предвкушение и жадность. И тут я почувствовал, как Элиот постучал меня по плечу.

- Если не ошибаюсь... - заговорил он.

- Да?

Он указал вдаль:

- Это случаем не рядовой Комптон?

Я вначале не понял, о чем говорит Элиот, ибо различил лишь группу туземцев с неподвижно мертвенными липами и в изорванной одежде, вымазанной кровью. Затем сердце мое остановилось.

- Боже всемогущий! - прошептал я, узрев человека, бывшего когда-то моим солдатом, а сейчас стоявшего с омертвевшим взглядом и в испачканных запекшейся кровью лохмотьях.

- Но послушайте, Элиот, - в крайнем ужасе произнес я, - неужели мы ничем не можем ему помочь?

Взгляд проницательных глаз Элиота выдавал всю глубину его отчаяния.

- Сожалею, капитан... Пока я ничего не могу сделать. Эта болезнь оказалась более ужасной, чем я мог себе представить. - Лицо его внезапно помрачнело. - Выбросьте его из головы, капитан. Он уже не ваш солдат. И ни в коем случае не приближайтесь к нему, ибо я подозреваю, что укус, даже царапина, могут оказаться смертельны.

Я снова взглянул на Комптона. Совершенно верно, от прежнего рядового не осталось ничего, ничего! Комптон теперь мертв для нас. Но не успел я подумать это, как увидел, что он начал меняться, и это не было изменением к лучшему. Лицо Комптона исказила гримаса, зубы оскалились, в глазах заблестела полоумная дикость. Он застонал так же, как стонала вся толпа. Что бы это могло означать или предвещать?

Музыка дошла до высот неистовства, а толпу, казалось, охватила яростная лихорадка. И тогда, прорезав всеобщий гомон стонов, раздался ужасный крик. Надеюсь, мне никогда не доведется услышать ничего подобного, ибо вопль этот проник мне в кровь и заморозил всю душу. Толпа затихла, но было видно, что в глазах собравшихся здесь горит голод. Вновь вопль разорвал тишину ночи, на этот раз неподалеку от нас. Медленно толпа начала расступаться. Ритм табла зазвучал быстрее... еще быстрее.