Джо Холдеман - Сепаратная война

- Но вон же… - начала было Гарсия.

- А, вы имеете в виду таурианские корабли, что на орбите? Они тут висят уже несколько сот лет. И наш крейсер тоже. У нас нет средств, с помощью которых можно было бы добраться до них. Наша колония экономически самодостаточна, но ведь это просто тюрьма.

- Я свяжусь с вами после того, как посоветуюсь со своими офицерами. - Куб потемнел.

Гарсия развернула свое вертящееся кресло. То же сделал и Сидоренко, который заговорил впервые за все время.

- Не по душе мне это. Вполне возможно, что этот парень - просто запись.

Гарсия кивнула.

- Тогда из этого можно сделать ряд выводов. И первый - они о нас знают куда больше, чем мы о них.

- Это очевидно. Четыреста лет назад они, видимо, уже обладали средствами построить базу, чтобы поселить пленников. Не думаю, что мы бы не смогли создать подобную запись с участием тауриан, располагая двумя сотнями пленных и временем для научных изысканий.

- Я согласна. Поттер, - сказала Гарсия, - идите вниз и скажите четвертому взводу, что наши планы слегка меняются, но людям надлежит находиться в полной боевой готовности. Я думаю, что самое лучшее для нас - это отправиться к той планете и вступить с ними в физический контакт как можно скорее.

- Точно, - отозвался Сидоренко. - Мы потеряли элемент неожиданности, но никакой нужды торчать тут и снабжать их новой информацией, которая позволит им внести изменения в стратегию, у нас нет. Разумеется, если полагать, что там есть тауриане.

- Приготовьте своих ребят к пятикратным перегрузкам, - отдала мне приказ Гарсия. - Вы должны добраться туда за несколько часов.

- За восемь, - уточнил Сидоренко. - Мы от вас отстанем примерно часов на десять.

- Нам висеть на орбите? - спросила я, впрочем, не сомневаясь в ответе.

- Решайте сами. А теперь ступайте к шаттлам.

Мы ретранслировали голографическое изображение базы вниз и разработали довольно простое стратегическое решение. Двадцать два бойца в боевых скафандрах, вооруженные до зубов, включая водородную бомбу «нова» и поле стасиса, окружат базу и вежливо постучатся в дверь. В зависимости от ответа мы или зайдем попить чайку, или сровняем базу с землей.

Добраться туда будет не так уж трудно. Конечно, выдержать пятикратные перегрузки в течение четырех часов не может никто без специального оборудования. Поэтому нам надлежало наглухо закрыть свои боевые скафандры, накачаться снотворным и включить системы жидкостного гидравлического обеспечения. Восемь часов глубокого сна, еще час на то, чтобы стряхнуть сонливость и снова стать солдатом. Или гостем, приглашенным на файв-о-клок.

Кэт и я обошли битком набитый солдатами боевой шаттл, проверяя, все ли в порядке, хорошо ли прилажены скафандры и таймеры. Потом выбрали минутку, чтобы обняться перед тем, как занять свои места.

Я присоединила систему влагообмена к патрубку на бедре скафандра, и чувство страха исчезло тут же без следа. Тело как бы повисло в невесомости, им овладела приятная истома. Я позволила мягкому рыльцу штуцера обхватить ноздри и рот. Я все еще отчасти сохраняла сознание и понимала, что он начинает выжимать из моих легких весь запас воздуха, а вместо воздуха накачивает туда какую-то весьма плотную жидкость. Но если говорить об ощущениях, то было лишь одно - долгий, но очень постепенный оргазм. Я знала, что подобное ощущение нередко приходит к людям в момент, когда их истребитель внезапно начинает разваливаться на куски. Однако на войне есть множество куда худших способов помереть. И еще задолго до того, как бешеное ускорение вжало нас в кресла, я уже спала. Во сне мне снилось, что я рыба и плаваю в теплом тяжелом море.

8

Химические препараты обладают свойством ослаблять память о том, как к тебе возвращалось сознание, что, надо думать, само по себе не так уж и плохо. Мои диафрагма и пищевод горели огнем и саднили от рвоты, с помощью которой организм очищался от жидкости. Кэт выглядела жутко, а я старалась не смотреть в зеркало, пока мы вытирались полотенцами, надевали контактные сетки, забирались в свои боевые скафандры и готовились к высадке.

Наша стратегия, какой бы она ни была на самом деле, по мере приближения к портальной планете казалась все менее соблазнительной. Два таурианских крейсера действительно принадлежали к устарелым моделям, но они в сотни раз превышали размерами нашу миноноску и поскольку были задействованы на синхронную орбиту, то так и висели над базой, и нам, чтобы добраться до базы, надо было обязательно пройти под их огнем. Нам, однако, разрешили приблизиться, не делая попыток сбить меткими залпами, что делало рассказ Человека более заслуживающим доверия.

Возможно, они понимали, что наше главное предназначение - вызвать на себя огонь базы и крейсеров. Если бы они нас аннигилировали, то «Боливар» наверняка применил бы другую стратегию.

Когда Моралес решил, что мы идем на посадку и приземлимся на полосе, примыкающей к базе почти вплотную, я пробормотала: «А не все ли равно, за что быть повешенным - за козленка или за овцу». Кэт, бывшая со мной в связке, спросила, кому это нужно - вешать овец. Я ответила, что объяснять долго. Так говаривал мой отец, но если он и объяснил мне смысл этой поговорки, то я его все равно позабыла.

Посадка сопровождалась диким грохотом, но оказалась на удивление мягкой. Мы переключили боевые скафандры с режима транспортировки и попробовали передвигаться по поверхности планеты, где сила тяжести составляла всего треть g.

- Сюда надо было послать Коя, - сказала Кэт. Так мы привыкли называть марсианина Чанса Нгуема. - Он бы чувствовал себя тут как дома.

Нам пришлось поторапливаться: люди стремились побыстрее занять боевые позиции. Кэт отправилась на другую сторону базы. Мне же предстояло сопутствовать Моралесу в его миссии стучать в дверь. У офицеров есть свои привилегии - либо нарваться на пулю, либо на приглашение пожаловать к столу.

Здания базы выглядели так, будто ее сконструировал какой-то очень трудолюбивый и серьезный ребенок. Блоки без окон, выложенные в строгом геометрическом порядке. Все, кроме одного, выкрашены в песочный цвет. Мы направились к серебристому кубу штаба. Во всяком случае, на его двери большими буквами было написано «ШТАБ».

Сверкающая дверь со свистом взлетела вверх подобно готовому сейчас же обрушиться вниз ножу гильотины. Мы вошли в проем, стараясь без особого успеха сочетать быстроту с достоинством. Дверь, лязгнув, тут же опустилась. Этот «нож», он же дверь, отличала массивность, так что даже в вакууме мы услышали этот лязг благодаря вибрации пола, переданной подошвам наших сапог.