Виталий Сертаков - Симулятор. Задача: выжить

В мастерскую из кладовой можно попасть через узкую железную дверцу, которая всегда закрыта. Впрочем, мастерская — это смех один, как и продовольственный склад. Жора там поставил станок, верстак и... никогда туда не заходит. Нечего ему ремонтировать, да и не умеет особенно. А в гараже постоянно прохлаждается мамин «фокус», потому что во дворе тесно, а в Поляны мы ездим на Жориной «карине». Гараж с мастерской тоже сообщается. Если постараться, то можно войти через ворота, которые у нас в яме, под домом, и выйти с другой стороны, через кухню, под которой я как раз сейчас и развлекалась.

Мама замужем за Георгием уже три года, и каждое лето, приезжая в поселок, я немножко грущу, что так рано выросла. Если бы мама познакомилась с Жорой лет на пять раньше, мне наверняка доставило бы колоссальное удовольствие бродить по закоулкам, чердаку и подвалу теперь уже нашего общего дома. Мы бы с Зиновием непременно устроили парочку тайных пещер и предавались там леденящим душу занятиям. Рассказывали бы друг другу истории о Черной руке или о Папочке, который женился много раз, и всякий раз у его новой жены загадочным образом пропадали детки... Нет, естественно, до замка Синей Бороды нашему особнячку далеко, но детская фантазия способна творить чудеса...

Похоже, сегодня моя фантазия зашкалила конкретно.

Я поводила фонариком из стороны в сторону и задумалась. Когда же Жора мог успеть натворить таких делов? Я не спец, но на подобную работу, как пить дать, у строителей ушел бы целый день. А я что-то не приметила отчима за работой более трудоемкой, чем открывание пивных банок. После четырех биржевых дней в городе он приезжает и оттягивается с инжиром в гамаке, а вечером чешет пузо в кресле. В первый его выходной день даже мама снижает накал стервозности и побаивается Жору трогать. А вчера как раз был первый выходной после биржевой сессии.

Но кто-то ведь залил подвальный пол свежим слоем цемента!

Реечный настил исчез. Светло-серая, слегка пупырчатая масса покрывала пол толстым слоем, доходя до середины второго снизу кирпича. Стенки в подвале кирпичные, и глубину легко просчитать. Нижняя ступенька лестницы утонула почти целиком. Я никак не могла понять, застыл цемент или нет. Перехватила фонарик в левую руку, правой взялась за перила и попыталась раскачать лестницу. Раньше лесенка слегка качалась, теперь застыла наглухо. Я могла сколько угодно рассуждать о лености своего отчима, но за сутки кто-то приготовил раствор и...

Я вернулась на кухню с ощущением легкого омерзения. Меня прямо-таки передергивало при мысли, что случилось бы, вляпайся я без фонарика в цемент! Я повторяла себе, что ничего страшного бы не случилось, помыла ноги, вот и все, но внутреннее чувство упорно твердило об обратном. Странно, что Жора не предупредил о своей внезапной подвальной активности.

Мне вдруг показалось...

Смешно, но мне показалось, что это был вовсе не цемент.

4

Я уродов этих чуть не расплющил.

Корки, короче. Когда за одно утро такая шиза приключается, на дорогу уже не смотришь, шлагбаум | снес к ядреной матери. А задавил бы, таки кому теперь есть дело? Одним ментом меньше, одним больше...

Инвалидка строчит. Нехай строчит, от нас не убудет. Дед гундосит, шо так легче шукать закономерности. Нехай шукает, мне накласть. Мне не по фигу только одно: сколько там воды осталось в канистрах. Они думают, шо установили правила. Они так смекают, шо наладили порядок, козлы... Ни хрена они не понимают в порядке. Я побачу на их сраную демократию, когда вода подойдет к концу.

Глотки друг дружке выгрызут...

Это корки. Вода, как не фиг делать, имеется в соседнем коттедже. Кажись, он не затронут... Это совсем рядом, три шага до плетня, блин. Тока нема чудаков, кто на эти три шага отважится. Я бы пошел, хрен с ним, но Дед, паскуда, посулил, что не развяжет меня, пока не вернутся из разведки наши голубки. Инвалидка придет, опять будет строчить и клянчить правды для истории. Какая, на хрен, история, когда полный абзац наступил...

А начиналось утро — зашибись! Когда шиза эта полезла, успел в тачку прыгнуть, благо ключи в замке висели. Едва ворота, на хрен, не снес, тут уж не до ворот.

Потому шо я в курсах, як подобная шиза протекает. У деда по мамке, еще когда в Днепре обретались, похоже начиналось; правда, он бухал, скотина. Вначале голоса слышал, затем под кроватью ото всех ховался, а после — окончательно двинулся, мыло жрал, кастрюли прятал. Корки, короче. Вязать пришлось...

Лучше сразу сдохнуть или самому идти в диспансер сдаваться!

Я рано проснулся, я всегда рано вскакиваю, бздик такой, уже не переломишь. Еще не проснулся толком, чую — фигня какая-то вокруг. Лежу себе и думаю: ни хрена себе, эт кто ж без меня на кухне хозяйствует, кофе варит? Неужто кто-то из пацанов подорвался? И вспомнить не могу, кто со мной вчера приехал...

Но кроме кофе крутилось в воздухе еще что-то, Дрянь какая-то, сразу и не понять. Как будто под нос банку с морской капустой сунули. И взмок весь, насквозь то есть, блин...

Ща вот репу чешу — хорошо, шо Розку в городе оставил, еще ее мне тут не хватало. Сцепились бы, як пить дать, та ж коза вечно лезет, а потом, когда огребет — мне ж еще и прощения просить приходится. Вот только... Вот только кто б сказал, шо с ней в Питере ща деется...

А шо, я из полена, што ли? Не чужая ж, своя баба, хоть и дурная...

Проснулся, башка раскалывается, глаза потом заливает... И главное, не могу вспомнить, кого вчера из города захватил... Ну хоть убей, туман в башке! Постель всмятку, подушки на полу, сам поперек лежу, но вроде бы один. Хотя это не показатель... Прислушался — кажись, в душе кто-то плещется. И поет, кажись, бабским голоском. Не, у меня порядок четкий — ни одна курва на супружеское, блин, ложе посягать не смеет. Наша с Розкой официальная спальня для всех закрыта, эт святое.

В душе точно кто-то шуровал. В верхнем душе, блин. Песню я вспомнил, поет эта, Варум... Про художника, мол рисует дождь. Коряво баба пела, неправильно. Как будто припев забывала, и по новой... У меня от песни этой на всю жизнь теперь икота осталась. А сколько жизни осталось, никому не ведомо, блин...

Я козлов этих, як людей просил, на втором этаже ни к чему не прикасаться. Корки, короче... Башка гудит, даже не помню, что пили вчера. Зато доперло, кто там Розкины шампуни изводит, чья баба, то есть. Мити Маленького, или Башлакова, или Личмана. Тут я маленько остыл. Потому что вспомнил — Башлаков с бабой своей приехал, значит, телок в доме нема. Значит, культурно вчера посидели, и Митя Маленький ничего не натворил, козел старый...

Личман — один, в обнимку с компьютером, эт как два пальца. Ему, блин, гамак и ящик пива, и бухгалтерию родную, больше никого и не надо. Вот только с кем приехал Митя? Мне, в принципе, глубоко растереть было, с кем старый мудак спит, но какого черта он своих баб пустил разгуливать по дому? Ведь не сам же Митя пошел мыться, он вообще не моется, мудила...