Юрий Погуляй - Мертвая пехота

Рэм дошел до обсидиановой двери, у которой с энергетическими алебардами застыло еще два Рыцаря Гнева. Остановился, нервно провел ладонью по затылку, смущенно улыбнулся бесстрастным забралам и кашлянул.

Гатар Бонз стоял во главе Дома Раскаяния столько, сколько Рэм себя помнил. И еще лет пятьдесят до того момента, как Консворт, будучи молодым и горячим уроженцем снежного Солокера, выбрал путь дознавателя его величества. А за годы службы под началом старика он хорошо уяснил, что Дом это Бонз, а Бонз это Дом. Об этом не стоило забывать ни на секунду. Иначе можно было очутиться в знакомой камере, но уже по ту сторону стола. Несмотря на все родственные и дружеские связи пропавшего отца.

Фух…

Дверь со свистом скользнула вбок, и Гатар, сидящий во главе длинного стола, поднял взгляд на гостя. Лицо его закрывала металлическая пластина со зловещей решеткой респиратора поверх белых губ. Бледные, почти пустые глаза без ресниц и бровей смотрели равнодушно, как на пустое место. Но это ровным счетом ничего не значило. Внутри у него наверняка бушевал ураган. Жрецы Медикариума как могли поддерживали жизнь старика Бонза, превращая его в мыслящий труп. Тело уже почти не откликалось на импульсы мозга, но Гатар держался за бренность бытия скрюченными узловатыми пальцами и готов был на все, лишь бы встретить еще один рассвет.

Сколько ему лет, интересно? Среди дознавателей ходили слухи, что больше трех сотен. Что он еще служил при Аурусе, деде нынешнего императора Стоика и видел падение его младшего брата — Зарака Халамера.

Рэм вошел внутрь, чувствуя на коже потоки теплого воздуха. У Гатара в кабинете всегда было жарко. Старые кости не любят холода, даже если их несколько раз обработали магией молчаливые жрецы в белых одеждах. Дверь быстро вернулась на свое место, а настроение дознавателя ухнуло в темную пучину.

Пальчики уже была здесь. Проклятье!

Оставалось надеяться, что в ее обществе старик не станет буйствовать. Гатар питал к Пальчикам странную расположенность, вполне конкурирующую с отеческими чувствами к Рэму. Высокая, достаточно стройная (скорее всего, это был ее единственный плюс) женщина будто облагораживала верховного дознавателя, хотя была тупой, как боевой голем Элементиума, уродливой, как бывалый некропехотинец «Дыхания смерти» и при этом жестокой, как самый извращенный жрец Ксеноруса.

По крайней мере, так считал Рэм.

Адова канитель, вот как эти качества можно совместить в одном человеке? Тем более в женщине!

Последних в Братстве Кнута хватало, но мало кто из «прелестниц» забирался в иерархии палачей и дознавателей так высоко, как это сделала Пальчики. Бледная сероглазая аристократка прошла по карьерной лестнице с первой ступеньки и до последней. Она терпеливо убирала камеры, забрызганные кровью жертв; она безропотно мыла инструменты, брошенные братьями после пыток; она усердно потрошила изуродованных покойников и неделями корпела в угрюмых библиотеках Дома, набираясь теоретических знаний. Она была готова на все, лишь бы развивать свой талант и дальше. Похвальное устремление, конечно.

Пальчики недовольно поджала обкусанные губы, когда увидела Консворта, и он не преминул ответить ей презрительным взглядом. Долбаная извращенка. Нормальный Брат Кнута, добившись звания дознавателя, всегда отказывается от должности мастера заплечных дел. Но Пальчики до сих пор работала сама, получая, наверное, сказочное удовольствие от непосредственно процесса допроса. Ей наплевать на результат, ей просто нравится причинять людям боль!

По телу вдруг пробежала предательская волна жарких воспоминаний, и настроение ухудшилось еще больше.

— Дор Бонз, — почтительно склонил голову Рэм, чувствуя немую злость во взгляде Пальчиков. — Вызывали?

При свидетелях с Гатаром лучше говорить официально, иначе Верховный дознаватель может устроить показательную кару обнаглевшему служителю Дома.

— Садись, мальчик мой, — необычайно мощным и глубоким голосом приказал Бонз. Губ он при этом не разомкнул, да и взгляд его как был пустым и скучающим, таким и остался. Сдает старик, скоро отомрут все нервные окончания, и их окончательно заменят хитроумные и зачарованные механизмы Медикариума. А Верховный дознаватель Гатар Бонз станет либо трупом, либо киборгом. Но начало хорошее. Гатар приласкал своего любимчика перед глазами Пальчиков. Так что получай, стерва.

Консворт с видом победителя сел в мягкое кресло и устроился так, чтобы даже не видеть надменной дознавательницы. Задавать вопросы он не спешил, хотя ему и не терпелось. Но пусть старик говорит.

Тот не торопился. Очень медленно перевел бесцветный взгляд с Рэма на Пальчики, и на миг его тонкие и сухие губы тронула тень улыбки. Но лишь на миг.

— Полчаса назад погиб наследник Рэйард Третий. Вместе с ним также была убита Диан Великолепная, супруга его величества, — сухо сообщил он. — На месте уже работают наши дознаватели, но…

— Да что стряслось-то? — не выдержал Рэм, и немедленно поправился, услышав фырканье Пальчиков. — Как это случилось, дор Бонз?

— Заткнись, Консворт! Я еще не закончил, и не просил тебя встревать раньше, чем тому придет черед! — резко одернул его Верховный.

Консворта бросило в жар, по шее пробежались колючие лапки мурашек, и он затылком почувствовал довольную ухмылку садистки. Проклятье, один ноль в ее пользу! Впрочем, сейчас это не имеет значения. Новости Бонза дурно пахли. И были, прямо скажем, паршивые.

— Причина смерти — взрыв, — после минуты тяжелого молчания продолжил Гатар. — Уже известно, что бомбу подорвал охранник Ноя Огара. И, как вы сами понимаете, теперь даже самые опытные из Читающих не смогут добыть из его башки информацию. И еще одна неприятная новость… Старина Ной погиб вместе с императорской семьей.

Потеря Ноя — это сильный удар по империи Лодена. Огар был одним из старейших наместников. В нем еще жил дух той страны, которая выбралась из далеких глубин космоса и из потерянной и разбитой расы стала могучей силой, с которой был вынужден считаться даже Альянс.

Консворт вдруг отчетливо понял, что империя уже никогда не будет прежней. Что его обычная жизнь скоро изменится. И что ему совсем не хочется таких перемен. Стул вдруг перестал быть удобным, и Рэм пошевелился, меняя положение.

— Как себя чувствует Стоик? — с трогательной заботой спросила Пальчики.

Коварная сука. Она же притворяется доброй и хорошей. По-настоящему ей плевать на императора!

Левое веко Бонза чуть дернулось, и белесый глаз уставился на дознавательницу:

— Тот, кто восседает на Звездном Троне, обязан чувствовать себя хорошо. Иначе туда усядется тот, кто чувствует себя лучше. И если у тебя остаются сомнения, девочка моя, то я отвечу: Стоик чувствует себя хорошо. Он так же хорошо себя чувствовал, когда тридцать лет назад Песья лихорадка выкосила половину населения Примы вместе с его матерью и единоутробным братом Курцем Халамером. Он был не менее бодр и мудр, когда двадцать лет назад в астероидном поясе, на окраине системы Ливня, нашли искореженный корабль его дяди Шорса, а после блистал улыбкой, пока хоронили его кузенов: Локкари и Джея, оказавшихся вместе с семьями на злосчастной посудине. Сейчас, полагаю, он так же улыбчив и охоч до общения. Пока останки его семьи отскребывают от стенок Ноевских покоев. Глубина тебя поглоти, девочка моя, как он вообще может себя чувствовать после такого?!