Михаил Грешнов - ВАС ЗОВУТ "ЧЕТВЕРТЬ ТРЕТЬЕГО"? (Сборник НФ)

С этой точки зрения нет ничего недопустимого в том, что чьи-нибудь внимательные и добрые глаза уже давно следят за нашей планетой, уже бывали у нас и ждут, когда же, наконец, они смогут вступить в переговоры с человечеством, не разделенным на классы. А если это так, то налаживание контактов с другими мирами может быть вопросом не только наших научных успехов, но и вопросом социального движения. Первый день всеобщего коммунизма на Земле может стать и тем днем, когда нами будет получена первая поздравительная телеграмма от других великих цивилизаций.

Но вернемся, однако, к Мише Перышкину.

Много толков в среде научной общественности возбудит, вероятно, вопрос о том, почему Голос говорил о себе как о представителе Антимира. Ведь известно же, что соприкосновение антивещества с веществом не может вызвать ничего, кроме сильнейшего взрыва. Но возможно, что это был и не Антимир, а просто другой мир, которому еще нет названия на нашем языке. И Голос использовал это слово потому, что вынужден был ограничиваться Мишиными представлениями.

Кстати, теперь Миша Перышкин не пропускает ни одного разговора о кибернетике и прочих умных вещах.

Не исключено затем, что будет подвергнута сомнению и вся история в целом. Найдутся, очевидно, товарищи, которые будут говорить, что и Голос, и радужные пятна, и полет в Москву попросту приснились Мише. Хорошо. Допустим, что это так.

А починенная крыша?

Новая жесть, которая появилась на крыше взамен старой проржавевшей! Ведь не секрет, что через три дня после той богатой событиями ночи Миша сам залез на дачу и убедился, что крыша отремонтирована. Ведь не секрет, что крыша уже не течет.

Не скроем в этой связи, что в редакции, правда, возникла и получила некоторое распространение гипотеза, утверждающая, будто бы крышу починил сам комендант. Но мы заявляем, что каждый, кто хоть чуть-чуть знаком с нашим бывшим комендантом, — он, кстати, уже ушел от нас, назовет эту теорию не только антинаучной, но и попросту вредной.

Одним словом, подождем. Нам в редакции кажется, что наш скромный друг Миша Перышкин действительно — разговаривал с представителями другого мира в ночь на 1 августа.

М.Грешнов

Золотой лотос

— Значит, не верите?

— Решительно нет!

— Но тибетская медицина…

— А вы знаток тибетской медицины?..

— Легенды, наконец, песни!..

— Так и останутся легендами! Как золотая пещера, что оказалась без… золота. Вам ли не знать этого, геолог?.. Выбросьте из головы пещерный лотос! Вы начальник экспедиции, а не фантазер. И никаких экспериментов! Ясно?

Разговор происходил в Москве, в кабинете директора института минералогии Павла Ивановича Алябьева. Вели разговор двое: сам Павел Иванович и Дмитрий Васильевич Сергеев, начальник экспедиции на Памир. Именно Павел Иванович отвергал мысль о пещерном лотосе и, заканчивая разговор, подчеркнул еще раз: — Никаких фантазий, дорогой, никаких! Ясно?

Затеял разговор о лотосе Дмитрий Васильевич по просьбе доктора медицины, академика Брежнева, друга детства. Брежнев занимался народной медициной и, работая над восточными рецептами, не раз сталкивался с упоминанием о пещерном лотосе, растении, во много раз более целительном, чем женьшень. Узнав, что Сергеева посылают на Памир, он приехал к нему и провел вечер, убеждая Дмитрия Васильевича разыскать цветок, который, по сведениям, можно встретить лишь в трех пунктах Азии: в Гималаях, в Тибете или на Памире.

Он так и сказал: «В этих трех пунктах». Как истинный ученый, он смотрел в корень дела, и масштабы «пунктов» ускользали из поля его зрения.

Сам Дмитрий Васильевич, за долгую жизнь побывавший в шестнадцати экспедициях, ясно представлял трудности горных мест и поиска, пытался объяснить это другу, старому энтузиасту, но энтузиаст меньше всего хотел объяснений. Ему был необходим цветок и, отмахиваясь от слов Дмитрия Васильевича, как от комаров, он твердил свое:

— Нет, Митя, подумай! Какую услугу мы окажем советской науке! Этот лотос — неисчерпаем: лечит от ран, от слепоты, исцеляет проказу… Мы разведем его как женьшень — целые плантации!..

И вот разговор в институте:

— Никаких фантазий!

Я не сказал еще, что в кабинете директора были четверо: двое вели разговор, двое молчали. К этим относился я сам, старший помощник Дмитрия Васильевича, и молодой геолог, секретарь комсомольской группы, составлявшей большинство экспедиции, Анатолий Фирсман. Случайно во время разговора я оказался сидящим против Анатолия и мог наблюдать бурю, которую порождал разговор на его подвижном лице. Особенно выразительными были глаза, полные черного блеска, внимания. Едва прозвучало «пещерный лотос», его глаза вспыхнули. Наверное, он слышал о чудесном цветке и теперь ждал, чем кончится разговор.

Когда Павел Иванович стал возражать, в глазах Анатолия появился протест, казалось, он встанет, скажет что-то резкое, но его сдерживали дисциплина и категорический тон директора, который не любил, когда перебивали, тем более — пытались спорить с ним.

Когда же прозвучало знаменитое «никаких фантазий», Анатолий опустил веки и вышел из кабинета, словно боясь, что от его взгляда вспыхнут на директорском столе бумаги, разложенные в идеальном порядке: слева — входящие, справа — исходящие… И, уже спускаясь по лестнице, сказал:

— Человек уважаемый, руководитель прекрасный, а без фантазии… Как можно жить без фантазии?..

То было в Москве, а сейчас уже вторую неделю мы работаем в горах Памира, и последний город — Хорог — лежит в десятках километров позади.

В Хороге экспедиция разделилась на две неравные группы: меньшая, под началом Дмитрия Васильевича, направлялась по притоку Аму-Дарьи Бартангу, который в верховьях называется Мургабом.

Группа должна была исследовать залежи асбеста.

Наш отряд, в большинстве молодежный, уходил на восток, к истокам реки Памира, к озеру Зор-Куль. Отряд возглавил я, и нашей задачей было — исследовать район озера, взять образцы пород.

Когда в Хороге на общем собрании решался вопрос о составе групп, всех удивило поведение Анатолия… Ему, как специалисту по асбесту, предложили войти в группу Дмитрия Васильевича. Он отказался.

— Почему? — спросил Дмитрий Васильевич. — Ваши знания нужны в этой группе экспедиции.

— Я прошу направить меня на Зор-Куль!

— Не вижу оснований, — сказал начальник. — Поедете на Мургаб!

— Дмитрий Васильевич, товарищи! — обратился ко всем Анатолий, бледнея от волнения. — Разрешите поехать в верховья Памира. Я был там, знаю тропы. Пусть с Дмитрием Васильевичем едет Рая Аксенова — специалист не хуже, чем я.