Айзек Азимов - Новые Миры Айзека Азимова. Том 1

— Понял. И ваше оружие отделяет разум от мозга… разум оказывается беспомощным… словно космопилот, потерявший контроль.

Антил с серьезным видом кивнул.

— Видел ты когда-нибудь животное без мозга? — неожиданно спросил он.

— Хм-м… да, собаку… в колледже, на занятиях по биологии.

— Тогда пошли, я тебе покажу человека без разума.

Карл и венерианин вошли в лифт. Когда они спустились на нижний — тюремный — этаж, в мыслях Карла царила сумятица. Он разрывался между ужасом и яростью, его одновременно охватывали и безрассудное желание убежать, и непреодолимая тяга убить Антила здесь же, на месте. Все еще находясь в смятении чувств, он покорно шел за венерианином по тускло освещенному коридору, петлявшему между рядами крохотных зарешеченных камер.

— Здесь.

Голос Антила, словно неожиданный поток холодной воды, заставил Карла очнуться. Он посмотрел туда, куда указывала перепончатая рука, и застыл, не в силах оторвать взгляд от представшей перед ним человеческой фигуры.

Это, несомненно, был человек… по облику… но и нечеловек в то же время. Оно — Карл даже мысленно не мог определить это существо как «он» — сидело на полу и молчало. Большие красивые глаза пристально рассматривали заднюю стенку камеры. Пустые глаза, из которых ушла душа; отвисшие губы, с которых капала слюна; бесцельно шевелившиеся пальцы. Чувствуя приступ тошноты, Карл поспешно отвернулся.

— Он не лишен мозга. — Голос Антила звучал негромко. — Физиологически его мозг не поврежден. Он просто… отсоединен.

— Но почему он живет, Антил? Почему не умирает?

— Потому что автономные системы не затронуты. Поставь его — и он сможет удержать равновесие. Его сердце бьется. Он дышит. Если ты сунешь ему в рот пищу — он начнет жевать, но скорее погибнет от голода, чем совершит волевой акт добывания пищи. Это тоже жизнь… Определенного вида, но уж лучше смерть, потому что отсоединение необратимо.

— Но это же чудовищно… чудовищно!

— Это еще хуже, чем ты думаешь. Я не могу отделаться от ощущения, что где-то еще существует лишенный человеческой оболочки, беспомощный разум. Какая же это пытка для него!

Неожиданно Карл опомнился:

— Ты не сможешь одержать верх над Землей лишь при помощи этой мерзости. Твое оружие, конечно, невероятно жестоко, но не более смертоносно, чем дюжина из существующих у нас. Тебе придется поплатиться за это.

— Карл, пожалуйста, успокойся. Ты даже на одну миллионную не представляешь всей смертоносности отсоединяющего поля. Поле не ослабевает на расстоянии, поэтому зона его воздействия практически безгранична. Знаешь ли ты, что потребовался всего один-единственный залп, чтобы привести все теплокровные существа Афродополиса в беспомощное состояние? — В голосе Антила звучало возбуждение. — Ты хоть понимаешь, что я способен искупать в поле всю Землю: одним ударом превратить все миллиарды человеческих существ в беспомощных кретинов?

Карл не узнал собственного голоса, когда проскрежетал:

— Чудовище! Кто-нибудь еще знает тайну этого проклятого поля?

Антил натужно рассмеялся:

— Ответственность лежит на мне, Карл, на мне одном. Можешь меня убить, но это не поможет. Если я умру, то найдутся другие, кто знает, где взять инструкции; другие, которые не питают к Земле тех симпатий, что я. Моя смерть повлечет за собой гибель всей Земли, Карл.

Землянин был сломлен — полностью. У него не осталось ни малейшего сомнения, что венерианское оружие уже расправилось и с ним.

— Я согласен, — пробормотал он. — Что мне передать своим?

— Передай им наши требования и расскажи, что я могу с ними сотворить, если потребуется.

Карл отшатнулся от венерианина, как от чумного.

— Я им все передам.

— И еще скажи, что Венера не собирается мстить. Мы не хотим применять оружие, оно слишком ужасно. Если ваше правительство согласится на наши условия и даст определенные гарантии, мы обязуемся сбросить на Солнце все пять орудий и инструкцию по их применению.

— И это я передам, — безжизненным голосом прошептал землянин.

Адмирал фон Блумдорф был пруссаком как по фамилии, так и по характеру, и его военный кодекс основывался исключительно на преклонении перед грубой силой. Поэтому вполне естественно, что его реакция на доклад Карла выразилась в яростных и саркастических насмешках.

— Да вы просто непроходимый болван! — обрушился он на молодого человека. — Вот чего стоит вся ваша болтовня, словеса, дурачества. И вы осмелились явиться ко мне с этой сказочкой для старых дев — о неведомом оружии, о неизъяснимой силе? Без малейших на то оснований вы соизволили принять все, что надумала сообщить эта мерзостная жаба, за абсолютную правду Вас не могли запугать, вас не могли обхитрить, вас не могли обмануть?

— Он не запугивал, не хитрил, не обманывал, — раздраженно бросил Карл — Все, что он говорил, святая правда. Если бы вы видели этого человека-безумца…

— Ха! Да это самая простая часть всей чертовой затеи. Сунули вам лунатика, заявив: «Вот оно, новое оружие!», и вы это скушали без каких-либо вопросов! Продемонстрировали они вам свое «ужасное оружие»? Хотя бы показали его вам?

— Разумеется, нет Оружие смертельно. Не будут же они убивать венерианина, чтобы доставить мне удовольствие! А насчет демонстрации… Вы бы стали показывать противнику свою козырную карту? Ну а теперь ответьте на несколько моих вопросов. Почему Антил так непоколебимо в себе уверен? Каким образом он так легко и быстро захватил Венеру?

— Пожалуй, объяснить этого я сейчас не смогу. Но разве это что-нибудь доказывает? Как бы то ни было, мне уже дурно от этой болтовни. Мы атакуем их, а все ваши теории — к дьяволу! Я их поставлю перед тонитами, тогда сами увидите, как изменятся их лживые рожи.

— Но, адмирал, вы обязаны сообщить о моем докладе президенту.

— А я и сообщу… когда верну Афродополис землянам. Он повернулся к блоку централизованной связи:

— Внимание всем кораблям! Боевое построение! Цель — Афродополис! Залп всеми тонитами через пятнадцать минут!

Он бросил взгляд на адъютанта:

— Передайте капитану Ларсену, пусть сообщит венерианам, что им дается на размышление пятнадцать минут, чтобы выбросить белый флаг.

Минуты до атаки прошли для Карла Франтора в невыносимом напряжении. Он сидел сжавшись, молча закрыв лицо руками; тихий щелчок хронометра в конце каждой минуты отдавался в его ушах громом. Он отмечал их едва слышным шепотом:

— …восемь… девять… десять… Боже мой!

Всего пять минут до неминуемой смерти! Но так ли уж она неминуема? Что, если фон Блумдорф прав? Что, если венериане просто блефуют?