Евгений Прошкин - Слой Ноль
– Тот самый? И он… перекинутый? Во, подфартило человеку!
– Да уж, не как тебе.
– А Петра вы посчитали?
– Какого Петра? – насупился Немаляев.
– Еремина, какого еще! – ответил за Мухина Константин. – И он до тебя добрался…
– Фамилию он не называл. Так Петр не с вами? Ну и ладно. Это же он меня… вчера, прямо в лицо.
– Что «в лицо»?
– Выстрелил.
– Ясно, – сказал Немаляев равнодушно. – То-то быстро ты здесь очутился.
– Сволочь, – беззлобно поддакнул Константин.
– А это правда, что ты его… убил?
– Правда. Так уж тогда сложилось.
– Обстоятельства, да?.. – сказал Мухин. – А ты? Ты-то здесь кто? Звезда Голливуда? Проповедник?
– Ну, я… Меня, по идее, здесь уже нет. Расстреляли два месяца назад.
– Чего-о?..
– Привели приговор в исполнение.
– У нас же мораторий.
– Для меня сделали исключение. Они сочли, что я особый случай. В принципе, согласен, – сказал Константин, складывая на хлебе пирамидку из ветчины. – Я особый, да.
– Два месяца?… – нахмурился Виктор. – Подожди… В апреле, десятого числа, кажется…
– Двенадцатого, – уточнил он. – На День Космонавтики.
– Казнили… как его?.. Рогова?
– Роговцева, – поправил Константин. – То есть меня. Но казнили только для общественности. Сан Саныч к тому времени уже Шибанова привлек, тот и посодействовал. Мало, что ли, в моргах похожих трупешников?
– Так ты… – начал было Мухин, но замолчал.
Он совсем растерялся. Только что его упрекали в безнравственности… Хард-эротика – дело, конечно, неблаговидное, особенно когда знаешь, как это снимается. В шезлонге, сверкая сокровищами, курит отстрелявшийся актер, рядом готовится, озабоченно нюхая подмышки, актриса, перед камерой на ковре разворачивается жгучая сцена, а режиссер кричит что-нибудь вроде: «Машка, не халтурь! Славик! Пошел оргазм!» И все стонут, и в павильоне пахнет черт-те чем, а в затылок жарят софиты, и ты сам преешь, как свинья, и, насмотревшись, ничего уже не хочешь – на неделю вперед.
Но это – кино, то бишь искусство. Маньяк Роговцев убивал по-настоящему.
– Лично я никого не убивал, – ответил Константин. – Здесь – никого. Меня как раз во время суда перекинуло, когда уже приговор зачитывали. Дикция у судьи хорошая, все так торжественно было… А в конце – «в связи с особой тяжестью преступления… и невозможностью исправления… и в виде исключения… Короче, мажем лобик зеленкой». На помилование подавать бесполезно, потому что среди жертв чудного парня Кости Роговцева числилась первая любовь какого-то туза из правительства. Я тут даже дорогу на красный свет перейти не успел, а мне – пожалуйте: четырнадцать доказанных эпизодов. Вот так… Тела нашли, головы тоже нашли, хотя и не все. Что еще нужно?
– Веселое дело… – проронил Виктор. – А вы, Сан Саныч? Если не секрет.
– У меня все просто, – ответил Немаляев, двигая к нему тарелку с колбасой. – Кушай, что ты не кушаешь? У меня… проще не бывает. Один неумный пенсионер решил сделаться коммерсантом. Для начала взял кредит под залог квартиры… Собственно, на этом все. Когда меня сюда перекинуло, я жил на улице. Это было в начале марта, снег еще не растаял.
– Ну и… какого же дьявола?.. – сказал Мухин, закипая. – Вам голые сиськи не нравятся? Моя жизнь вам не нравится?! Сами-то вы кто? Маньяк-убийца!.. Бомж!..
– «Бомж» здесь не говорят, Витя, – спокойно возразил Немаляев. – Здесь говорят «бич».
– Ах, да… И что?..
– Насчет сисек ты ошибаешься, – сказал Константин. – Очень даже нравятся. А насчет твоей жизни… ее надо менять, вот и все.
– На довольствие поставите?
– Поставим, – серьезно произнес Немаляев. – С ремеслом своим позорным завяжешь, это не обсуждается. Бухло только по праздникам. Про травку даже думать забудь. Женщины… обеспечим как-нибудь, но часто не обещаю.
– Фотку в сортире повесьте, мне хватит. А недели две у вас просижу – так и без фотки обойдусь. Одной только силой воображения. Вы же меня поселить здесь собрались, я прав?
– Абсолютно.
Виктор допил чай и, повозив пустую чашку, поставил ее на блюдце. Он многое хотел бы поменять – и квартиру, и работу, и круг общения. Поменять на что-нибудь более приличное. Но не на тюрьму.
– Спасибо, – сказал он, поднимаясь. – Распорядитесь подать мое авто к подъезду.
– Твое авто отогнали на свалку и сплющили в лепешку. Если там что-то и было, допустим – немного кокаина в запаске, теперь уж его не достать.
– Чего это вы командуете?! – возмутился Мухин. – Я сам пришел, и сам…
Его вдруг повело в сторону, и он схватился за какую-то полку.
– Что «сам»?.. уйдешь? – спросил Константин. – Не-а…
Он медленно покачал головой и достал из кармана металлический цилиндр размером с флакон от губной помады. Разъединив пенал на две половинки, он вытряхнул на ладонь запаянную ампулу. Внутри, тихонько позвякивая, болталась белая капсула.
– Я ваши таблетки принимать не буду, – категорично произнес Мухин.
– Это для меня. Ты свою уже принял, вместе с чаем. Она сладенькая.
Мухин рванулся в сторону, намереваясь выбежать в туалет, однако ноги не слушались совершенно. Его даже не стали задерживать, он упал сам – приложился ребрами об угол стула и рухнул на пол.
– Тебе не все еще объяснили, – сказал Константин, разламывая ампулу и наливая из краны воды. – Но лучше один раз увидеть, не правда ли?
– Это же подло… – пробормотал Виктор, отмечая, что язык становится каким-то чужим – большим и неповоротливым.
– Да ну, брось! Мы ведь тебя не травим. – Константин демонстративно кинул капсулу в рот и запил из чашки. – Таблеточка безопасная, одна из последних разработок НИИ… название у них длинное, забыл. Нас ими Шибанов снабжает. Волеподавляющие компоненты отсюда изъяты, препараты, вызывающие локальную амнезию, – тоже. С головой будет все в порядке. Общее самочувствие, правда, не очень… Как будто разбавил водку пивом и заснул в краденом «Мерседесе» с помойной шлюхой.
– Да-а?! – удивленно протянул Немаляев. – Не знал… Надо думать, не за горами девятнадцатый поход к венерологу.
– Сплюньте! – простонал Мухин. – Но зачем?.. Зачем вы это со мной?..
Константин сел рядом и, приподняв ему веко, заглянул в зрачок.
– Чтобы ты понял, чем мы тут занимаемся, – произнес он, уже не вполне отчетливо. – Словами очень долго. Сейчас провожу тебя в один слой. Ты должен это в нормальном состоянии пережить, в осознанном, а то у тебя мультфильмы какие-то на уме. Сон – не сон… Не сон, Витя, не сон. Все – жизнь. Это все происходит… где-то… И ракеты там летят, и люди там сгорают, и потом еще…
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});