Юлия Латынина - Проповедник

Последнее утверждение было сильно преувеличено. Ему дали, кажется, какой-то мешок, в котором держали канистру с бензином.

— Но ведь вы поехали в Дайтан в пятницу, — удивился я. — Что же вы делали эти два дня?

— Шел обратно.

— Пешком?

— Не всегда пешком, — возразил он, — иногда на телегах. Господь наказал меня за гордость и напомнил мне, что прежде чем говорить с такими, как Исан, надо послушать простых людей.

Он выглядел грустней, чем петух в корзинке. Вероятно, ему все-таки очень хотелось встретиться с Исаном. Впрочем, его желание разделяла вся служба безопасности.

— А завтра, в воскресенье, — сказал ван Роширен, — я читаю проповедь в Нерри!

— Значит, у вас стащили ваши двадцать девять серебреников и все прочее, — уточнил я. — Как вы думаете добраться до Нерри?

— Господь мне поможет.

Гм. Если бы я верил в Бога, я бы не стал навязывать ему обязанности туристского агента.

Я поднялся в дом, выкопал из бумажника две тысячи кредиток и вышел на крыльцо.

Ван Роширен все так же грелся на солнышке и смотрел на связанного петуха. Я отставил корзинку с петухом в сторону и протянул ему деньги.

— Спасибо, — сказал он.

— У меня нет времени подвезти вас до города.

— Ничего, — сказал он, — я дойду пешком.

Я завел трактор и поехал в другую сторону. Уже съезжая в междурядья, я сообразил, что он выпросил у меня больше денег, чем взял от компании! Черт возьми, ведь Гарфилду ничего не стоило отломить ему миллион! Но он, верно, предпочитал, чтобы люди давали ему из собственного кармана, да еще радовались при этом.

Мы и Митчеллы — соседи. Наши фермы стоят на соседних холмах. Митчеллы живут на ферме круглый год и приглядывают за нашими садами.

Возвращаясь вечером домой, я увидел у ворот их фермы Сару Митчелл с мужем и Дерека Линда с третьего холма. Они разговаривали о вчерашней драке.

— Надо стрелять их как собак, — сказала Сара Митчелл, — и куда только вы, мужчины, смотрите.

— Мы с ними по-человечески, а они убивают наших детей, — сказал ее муж.

— Надо организовать комитет, — предложил Линд.

И они посмотрели на меня: я был человек из столицы и вообще начальство. Я помахал им ручкой и поехал дальше.

Ворота нашей фермы были широко распахнуты, из раскрытых окон упоительно пахнуло супом. Было видно, как Агнес в красном фартучке хлопочет у плиты.

Я снимал с трактора борону, когда случайно оглянулся и увидел Дена, тот с вороватым видом выскользнул за ворота. В руках у него был игрушечный автомат. Уже темнело. Это мне не понравилось. Я выскочил вслед за ним.

— Ты куда?

Он показал рукой на соседний холм.

— Поиграть с Эриком Митчеллом.

— Не ври!

Ден опустил глаза и стал переступать с ножки на ножку.

— Майк наврал про вчерашнюю драку. Это не Тайси хотел отобрать у нас автомат, а мы у него отнимали лук. Это была затея Майка. Он всегда терпеть не мог Тайси, но раньше у Тайси было два старших брата, а в этом году они умерли. Тайси не захотел отдавать лук, а Майк засмеялся и сказал: «Моя мама говорит, что скоро вас всех начнут продавать в рабство. Я ее попрошу тебя купить, и твой отец получит за тебя меньше, чем стоит этот автомат».

Ден вздохнул и добавил:

— Когда ты прибежал, Майк испугался и решил соврать. Он не виноват. У него мама такая.

— Ну, — сказал я, — и куда ты собрался?

— Я решил пойти к Тайси и отдать ему автомат. Пусть у него вместо братьев будет хотя бы автомат.

— Сам придумал?

— Нет, — сказал Ден, — не сам. Тут утром ходил какой-то бродяга. Землянин, а в старом мешке. Я проводил его до третьего сада.

Я забрал у Дена автомат.

— Иди домой! Никуда ты не пойдешь!

— Нет пойду, — сказал Ден.

Я надулся и зашипел. Еще не хватало, чтобы Ден бегал по дорогам в сумерках!

— Цыц! Я сам отвезу эту штуку.

Я швырнул игрушечный автомат на заднее сиденье, на переднее положил настоящий Ингрем и вылетел из ворот, забыв снять ручной тормоз.

Я был в бешенстве. Так. Мой сын мне лжет. Это раз. Два — какого черта мой сын рассказывает этому бродяге ван Роширену то, о чем молчит мне? И почему мой сын должен извиняться перед этим туземцем, как его, Тайси? Положим, все было так, как он говорит, но ведь могло быть и наоборот! Дети есть дети!

Тут я сообразил, что ван Роширен еще до разговора с моим сыном знал, в чем дело. Ведь он же ходил в своем мешке по долине! Разве он с нормальными людьми говорил? Он говорил с туземцами. Какого черта, спрашивается, он знает, что происходит в долине, а мы не знаем?

Машина летела мимо цветущих садов.

Я был так разъярен, что заметил часового на повороте только тогда, когда тот уже собрался стрелять. Я затормозил, машину развернуло и сунуло боком в кювет. Туземец распахнул дверцу. Он даже не взглянул на Ингрем на переднем сиденье. Глаза его сразу уперлись в игрушечный автомат.

— Куда? — сказал он.

— Туда, — ответил я, показав рукой вперед, на холм с белой туземной фермой. Черт побери! Я так и не знал имени отца этого Тайси, а спрашивать у часового было явно неудобно.

Часовой забрал с переднего сиденья автомат, сел в машину и ткнул в мои ребра моим же автоматом.

— Поехали.

Когда я нажал на газ, из придорожной канавы вылез еще один туземец и стал на место своего товарища.

У ворот фермы мой сопровождающий покинул машину и пошел объясняться. Я высунулся из окна и стал смотреть. Южная сторона фермы была хорошо защищена маленькой речкой. С остальных сторон ее окружал небольшой ров. На другом берегу речки старый бензиновый двигатель крутил большое водяное колесо с подвешенными к нему бадейками. Бадейки съезжали в речку, наполнялись водой и опорожнялись в каменный желоб. Десяток женщин в пестрых юбках окунали в желоб ведра, вешали их на коромысло и шли в сад. Босые их ноги давили грязь. У плотной стены трое туземцев лежа играли в карты и, жадно раскрыв рты, глядели женщинам под юбки. Я вспомнил «Эльзу-люкс», которую опробовал сегодня утром. «Эльза» поливала гораздо лучше. Кроме того, она выглядела привлекательней, чем туземки. От нее не пахло прелым ежом.

Гид мой наконец закончил переговоры и снова ткнул автоматом под ребра.

— Въезжай.

Я оглянулся в последний раз.

Женщина, как раз вешавшая ведро на коромысло, была довольно молода, с изможденным красивым лицом, маленькими ручками и большим животом. Судя по всему, она была на седьмом месяце.

Ворота заскрипели и распахнулись — я въехал во двор. Во дворе, перед покосившимся темным крыльцом, стоял коренастый человек примерно моего возраста (а мне тридцать два), со смуглым, довольно приятным лицом, коричневыми глазами и такого же цвета бровями, разлетающимися вверх наподобие пихтовых веток. Свежие полные губы его чуть коротковаты. На нем были потертые джинсы и рубашка, вышитая целующимися гусями. Под рубашкой с целующимися гусями сидел в кобуре пистолет. Вероятно, это был хозяин дома.