Семен Слепынин - Фарсаны

Нет, душу человека, как и его почерк, не подделать, не воссоздать никаким фарсанам. Слова Вир-Виана об абсолютной адекватности, идентичности человека и фарсана — это чепуха, это софизм антигуманиста.

Как тяжело признать, что Лари-Ла — фарсан, а не человек… Остается только Тари-Тау. Но спешить нельзя. Надо к нему присмотреться.

Тари-Тау! Милый юноша! Неужели мы остались только вдвоем?

Сначала я всматривался лишь в форму знаков, в почерк Лари-Ла. Но вот до сознания стал доходить и смысл отдельных фраз: «Природа, словно кибернетическая машина, действует по методу проб и ошибок… Отходы производства…»

Я рассмеялся. Вот откуда, оказывается, любопытные рассуждения фарсана о высших организмах Вселенной!

Жители планеты Голубой, если они сумеют прочитать мой дневник, будут, вероятно, в недоумении: кто же такие фарсаны? Несколько позже я подробно расскажу о фарсанах, о том, как они у нас появились.

Но сначала хочу рассказать собратьям по разуму о нашей родной планете.

Я подошел к ячейкам и стал искать кристалл, в котором были бы просто и сжато изложены сведения о Зургане. Наугад взял одну шкатулку: «Рой-Ронг». Здесь записаны стихи Рой-Ронга — первого поэта Зурганы. Первого… Если Тари-Тау не фарсан, а живой человек, он затмит всех поэтов Зурганы. Я положил шкатулку обратно и взял другую. «Тонри-Ро»- прочел я и улыбнулся.

Здесь мои собственные стихи, записанные на кристалл еще в школе астронавтов. Стихи наивные, подражательные, но искренние.

Я раскрыл шкатулку и прочитал:

Мне снилось, что я в звездолетеВ пространстве лечу и лечу.Я летчик межзвездного флота,Любой мне маршрут по плечу.

Передо мной словно распахнулся мир моей юности, мир, полный звуков, красок, света… Густой и прохладный парк около школы астронавтов. В перерыве между занятиями я и Сэнди-Ски, спасаясь от палящих лучей солнца, зашли под могучую крону гелиодендрона, тихо звеневшего широкими плотными листьями. Здесь я впервые прочитал свои стихи Сэнди-Ски. Тот в шутку предложил записать стихи на кристалл, а шкатулку всегда ставить рядом со шкатулкой Рой-Ронга…

Возникшее в моем воображении казалось настолько реальным, что я почувствовал запах мохнатой коры гелиодендрона, услышал свист ракетоплана, пролетев шего в чистом, без единого облачка небе. Именно в таких картинах я и решил показать разумным обитателям Голубой нашу планету. Это лучше, чем излагать сухие книжные сведения о Зургане. К тому же, вспоминая прекрасные дни моей юности, я хоть на короткое время забуду об окружающих меня фарсанах.

Но с чего начать? В памяти хорошо сохранились лишь отдельные, разрозненные моменты моей жизни на Зургане. И тут сам случай помог мне. В глубине той же ячейки, где хранились мои стихи, я нашел не совсем обычную шкатулку, изящную, голубую и без надписи. Аэнна-Виан… Самая красивая девушка Зурганы… Во время нашего последнего свидания она подарила мне эту шкатулку.

— Если ты в Космосе захочешь увидеть меня, — сказала она, — то две-три таблетки тебе не повредят.

В шкатулке лежали три белых шарика — таблетки приятных сновидений. Эти возбудители приятных сновидений получили широкое распространение на Южном полюсе Зурганы в эпоху заката древней империи шеронов. В наше время, в эпоху Братства Полюсов, таблетки применяются лишь по рекомендации врачей, да и то в редких случаях. Их принимают на ночь. Засыпая, надо думать о тех минутах своей жизни, продолжение которых хочешь увидеть во сне. Клетки головного мозга, на которых как бы записана память об этих минутах, возбуждаются. И во сне видишь все, что было, с изумительной логичностью и красочной яркостью.

Наконец-то я у себя в каюте. Первую половину дня вынужден был провести в обществе фарсанов — то в рубке управления, то перед экраном внешней связи.

В каюте я сразу же сел за клавишный столик, чтобы записать свой сон. Он был настолько конкретен и многозвучен, что я задаю вопрос: сон ли это? Я словно побывал на Зургане. Я страдал от знойного дыхания Великой пустыни, чувствовал приятную прохладу северных парков, видел людей, слышал их голоса…

Но сначала коротко о нашей планетной системе. Она не отличается разнообразием. Вокруг центрального светила, нашего солнца, вращаются всего три планеты. Самая ближняя к солнцу — Зирга, настоящее адское пекло. Атмосфера ее давно сорвана мощным потоком светового излучения. Зирга — мертвый раскаленный шар. Среди дышащих жаром гор сверкают озера расплавленного олова и свинца. На этой планете можно изжариться в самом термостойком скафандре. Лишь один Нанди-Нан, прославленный астронавт и крупнейший ученый, сумел однажды совершить посадку на теневой стороне Зирги.

Вторая планета — наша Зургана, колыбель разума и человеческой культуры. Ось ее вращения не имеет наклона к плоскости эклиптики. Поэтому у нас нет смены времен года. Зургана в шесть раз дальше от центральной звезды, чем Зирга. Но и здесь чувствуется могучее и жаркое дыхание яростно пылающего светила. Его жгучие лучи давно, еще на заре человечества, превратили обширную экваториальную часть в раскаленную пустыню. Зато на полюсах царит вечное лето с весело шумящей зеленью, с редкими грозами и дож-дями.

Тутус — самая отдаленная планета, полная противоположность Зирги. Солнце отсюда кажется не больше того шарика, который я проглотил вчера перед сном. Здесь вечные снега, голубые льды, тонкая и ядовитая атмосфера. Планета холодная и неуютная, но более удобная для освоения, чем Зирга. Здесь уже несколько лет существовали небольшие поселения зурган-добровольцев. Они добывали редкие на Зургане металлы. Одно время я — молодой, но уже опытный астролетчик — совершал регулярные рейсы между Тутусом и Зурганой, перевозя редкие металлы для строительства транспланетной дороги.

Проглотив вчера таблетку приятных сновидений, я улегся в постель и стал вспоминать свой последний рейс на Тутус. Ибо день возвращения на Зургану из этого рейса был для меня счастливым днем.

Мой планетолет, задрав в фиолетовое небо тускло поблескивающий нос, стоял на ровной площадке небольшого космодрома. В раскрытую пасть грузового отсека поселенцы затаскивали слитки. Дело продвигалось медленно: подъемные механизмы на этой насквозь прохваченной космическим холодом планете часто выходили из строя.

Около рабочих суетился начальник нашей экспедиции Данго-Дан, нерешительный, слабовольный и ворчливый пожилой человек.