Филип Дик - Наркотик времени

Крис пожал плечами.

— Не все ли равно” как я его достал? Не хочешь — не бери. — Он был спокоен; он знал, как и все здесь, что при таких обстоятельствах от него никто не мог требовать никаких гарантий.

— Значит не из Германии, — сказал с легким кивком Хастингс. — Понятно. А не мог этот Джи-Джи 180 или фродадрин, как его еще называют… Не мог он быть произведен вообще не на Земле?

После паузы Крис сказал:

— Да нет же, Хастингс, что ты! Обращаясь ко всем в комнате, Хастингс сказал своим интеллигентным серьезным голосом:

— До этого происходили случаи нелегального ввоза наркотических веществ с других планет. Как правило, совершенно безобидных. Все они добывались из марсианской флоры и еще из разновидности лишайников, растущих на Ганимеде. Вы конечно слышали об этом, по крайней мере должны были слышат, вы же не новички в этом деле. В конце концов его улыбка стала еще шире, но глаза за круглыми стеклами очков оставались холодными, — вы похоже, вполне удовлетворены происхождением этого Джи-Джи 180, за который отвалили этому челе веку по пятьдесят долларов США.

— Вполне, — сказал Саймон Илд в своей идиотской манере. — В любом случае уже слишком поздно Мы заплатили и даже уже приняли свои капсулы.)

— Верно, — рассудительно заметил Хастингс, Он уселся в одно из расшатанных кресел Плаута. — Кто-нибудь чувствует хоть что-то? Как только почувствуете, сообщите пожалуйста. — Он взглянул на Катерину Свитсент. — Мне кажется ваши соски непрерывно наблюдают за мной, или это просто игра воображения? В любом случае это выводит меня из paвновесия.

— Я чувствую, — сказал Крис Плаут сдавленн: голосом, — со мной что-то происходит, Хастингс, Он облизнул пересохшие губы. Извините меня. Я… 0ткровенно говоря, я Здесь один. Здесь нет никого, кроме меня.

Марм Хастингс посмотрел на Плаута.

Да, — сказал Плаут, я один никто из вас просто не существует. Но тогда с кем же я разговариваю? — Он напряженно всматривался прямо перед собой, но по его скользящему мимо взгляду было заметно, что он не видит ничего.

— Мои соски не смотрят ни на вас, ни на кого другого, — ответила Кэти Свитсент Хастингсу.

— Я не слышу вас, — в панике выпалил Крис, ответьте!

— Мы здесь, — сказал Саймон Илд со смешком.

— Пожалуйста, — умолял Крис, — скажите хоть что-нибудь! Вокруг только тени, они безжизненны, ничего, кроме мертвых вещей. И это же только начало. — Я боюсь, боюсь!

Марм Хастингс положил руку ему на плечо.

Рука прошла через Плаута.

— Да, пожалуй, это стоит пятидесяти долларов, — произнесла Кэти Свитсент тихим голосом без малейших признаков удивления. Она направилась к Крису.

— Не делайте этого, — вежливо сказал Хастингс.

— Я попробую, сказала она, И прошла сквозь Криса Плаута, Но она не появилась с другой стороны. Она исчезла; остался только Плаут, продолжающий оглашать комнату мольбами о помощи.

— Изоляция, — подумал Брюс Химмель, — каждый из нас отрезан от остальных. Ужасно, но все это пройдет. Или нет?

Пока он не знал. А для него лично ничего еще и не начиналось.

— Эти боли, — проскрежетал Генеральный секретарь ООН Джино Молинари, лежа на громадной красной кушетке ручной работы в гостиной Вирджила Акермана в Вашин-35, — обычно усиливаются по ночам. — Его глаза были закрыты, крупное полное лицо обьвисло, челюсти, покрытые грязно-сизой щетиной пришли в движение, и он произнес: — Меня уже обследовали; доктор Тигарден, мой лечащий врач. Они проделали бесконечное количество анализов, уделяя особое внимание поиску злокачественных новообразований в организме.

“Этот человек говорит по привычке, в несвойственной ему манере, — подумал Эрик. — Говорит то, что впечаталось в его мозг во время бесчисленных однообразных обследований у бесчисленного количесва врачей. И безрезультатных”.

— Злокачественных образований нет. Это представляется практически несомненным.

Внезапно Эрик осознал, что речь Мола является пародией на напыщенную и псевдонаучную манеру изъясняться, свойственную врачам. Как, должно быть ненавидит Мол всех этих врачей, неспособных облегчить его страдания.

— Обычно причиной болей называют острый гастрит. Или спазмы желудочного клапана. Или даже нервное заболевание, связанное с ощущениями болей, которые испытывала моя жена три года назад. — После паузы он едва слышно добавил: — Незадолго до своей смерти.

— Вы придерживаетесь какой-нибудь диеты? спросил Эрик.

Мол устало поднял глаза.

— Моя диета… Я вообще не ем, доктор. Вообще ничего. Я питаюсь воздухом, разве вы не слышали этом? Я не нуждаюсь в пище, как вы все. Я не такой как все, — в его тоне была неприкрытая горечь.

— А это не мешает вашей работе? — спросил Эрик; Мол посмотрел на него долгим и тяжелым взглядом.

— Вы тоже считаете, что это психосоматически явления? Вы согласны с этой замшелой псевдонаукой, которая считает, что люди морально ответственны за свое нездоровье? — Его лицо исказили от гнева и теперь уже не было обвисшим и одутловатым, казалось, что его надули изнутри воздухом. — Так что я могу считать себя свободным от ответственности? Послушайте, доктор, я по-прежнему нес громадную ответственность — и боль. Можно, га вашему, это назвать вторичным нервно-психологическим эффектом?

— Нет, — признал Эрик. — Но в любом случае я не специалист в психосоматической медицине, вам следует обратиться к…

— Я к ним обращался, — сказал Мол. Внезапно он поднялся на ноги и, пошатываясь, приблизил свое лицо почти вплотную к лицу Эрика. — Позовите Вирджила, вам ни к чему терять свое время на осмотр. В любом случае, я не желаю, чтобы меня осматривали. Я в этом не нуждаюсь.

— Видите ли, Секретарь, мы могли бы заменить ваш желудок. Хоть сейчас. Операция элементарна и практически всегда проходит успешно. Не ознакомившись с вашей историей болезни, я не могу, конечно, сказать наверняка, но рано или поздно вам все равно придется к ней прибегнуть, даже если есть риск, — Он был убежден, что для Молинари операция будет успешной.

— Нет, — спокойно сказал Молинзри, — Я не буду делать операцию, я решил. Я предпочитаю умереть. Эрик удивленно посмотрел на него.

— Вы не ослышались, — сказал Молинари. — Несмотря на то, что я — Генеральный секретарь ООН. Вам не пришло в голову, что я просто хочу умереть, что эти боли, эта прогрессирующая физическая — или психосоматическая — болезнь для меня единственный выход из всего этого? Я, возможно, устал. Кто знает? Какое кому до этого дело? Пропади оно все пропадом. — Он рывком открыл дверь. — Вирджил, — пророкотал он на удивление бодрым голосом, — ради Бога, давай скорее нальем и начнем наконец вечеринку. — Через плечо он сказал Эрику: — Вы ведь знаете, что у нас тут просто вечеринка? Держу пари, что старикан наболтал вам, что здесь будет проходить важная конференция по военным, политическим и заодно и экономическим проблемам планеты Земля. Продолжительностью в полчаса. — Он осклабился, показав большие белые зубы.