Морье Дю - Голодная Гора

- Я пришел сюда не для того, чтобы пить за твое здоровье, Донован, или даже за мое собственное, - сказал он, - и не для того, чтобы поболтать с тобой по-соседски. Я пришел тебе сказать: мне прекрасно известно, что ты мне пакостишь, причиняя убытки руднику на Голодной Горе, и я намерен положить этому конец. Это единственная причина, которая заставила меня приехать сейчас сюда с той стороны. Если ты не прикажешь своим подручным, чтобы они прекратили свои воровские дела, я велю арестовать и посадить в тюрьму всех до одного рудокопов, что работают в шахте.

Губы Морти Донована медленно раздвинулись в улыбке.

- Которых незамедлительно оправдает выездная сессия суда в Мэнди, сказал он. - Я не имею ни малейшего понятия, о чем вы говорите, мистер Бродрик. Вот уже несколько месяцев я близко не подходил к Голодной Горе. А что до воровства, то спросите лучше ваших корнуольских наемников, куда они девают руду, да вашего штейгера Николсона, откуда у него появилось столько денег, что он купил своей жене дорогую вышитую шаль, и она теперь разгуливает по Дунхейвену, разрядившись, словно пава.

- Корнуольцы тут совершенно не при чем, и тебе это отлично известно, ответил Бродрик, - а люди из Дунхейвена тоже работали бы спокойно и добросовестно, если бы ты не развратил из за моей спиной, отравляя их сознание своим ядовитым влиянием.

- Ядовитым? - воскликнул старик, делая вид, что страшно рассердился. Разве это отрава - взывать к милосердию всех святых, чтобы они простили тебя за то, что ты сотворил с Дунхейвеном из-за этой своей шахты, где ты заставляешь мужей и юношей, почти что детей, надрываться, истекая потом, ради того, чтобы добыть тебе богатство? Я призываю в свидетели стены этого дома, что не вымолвил ни единого слова, которое могло бы вызвать твое неудовольствие; наоборот, все мои речи исполнены жалости к тебе.

Медный Джон спокойно выслушал до конца, не прерывая этого потока красноречия.

- Можешь говорить, пока не охрипнешь, Донован, - сказал он наконец. Ты прекрасно знаешь, что это не производит на меня никакого впечатления. Какие бы способы ты ни изобрел для того, чтобы тайно переправлять руду в Мэнди, а потом за пределы графства, можешь быть уверен, что я все равно до всего докопаюсь, и ты вместе со своими подручными понесешь суровое наказание. Тебе, я думаю, не особенно захочется провести остаток жизни в тюрьме, но так именно и будет, если ты не прекратишь грабить меня и других участников моей компании.

Морти Донован ничего не ответил. Его голубые глаза утратили свой блеск, и он откинулся на подушки, делая вид, что его утомили эти разговоры.

- А если жители Дунхейвена и продают вашу медь потихоньку от вас, мистер Бродрик, - сказал он, - то виноваты в этом только вы сами, ибо, устроив в Дунхейвене шахту, вы с самого начала открыли перед ними путь соблазна.

Это последнее заявление переполнило чашу терпения Медного Джона. Он поднялся с места и коротко попрощался с Морти Донованом.

- Запомни, - сказал он, - я пришел сюда, чтобы предупредить тебя и твоих сыновей, если они работают вместе с тобой. И я буду тебе благодарен, если ты сотавишь в покое моих арендаторов и не будешь красть их скотину.

С этими словами он прошел мимо жены Донована, которая стояла возле открытой двери, и в сопровождении своего приказчика вышел из дома во двор.

- Глупо было с моей стороны сюда приходить, - сказал он. - Но я его по крайней мере предупредил, и теперь он знает, чего можно ожидать.

В этот момент хозяйская шавка набросилась на спаниеля Неда Бродрика, и оба пса со злобным рычанием покатились по земле, вцепившись друг в друга, несмотря на все попытки Неда Бродрика их растащить. Миссис Донован громко звала собаку из дома, но тут из сарая вышел человек и оттащил ее, награждая пинками так, что бедное животное, жалобно скуля, поспешило скрыться подальше от его башмаков.

Сэму Доновану было около тридцати лет, и в нем самым неудачным образом сочетались черты обоих родителей - он не унаследовал от них ничего хорошего. Его голубые глаза были водянисты и невыразительны, редкая бородка прикрывала вялый распущенный рот. У него была манера улыбаться как-то вбок, а смотрел он постоянно вниз, на собственные башмаки, почесывая при этом за ухом.

- Добрый вечер, Сэм, - коротко поздоровался с ним Джон Бродрик. - Если ты хочешь узнать, зачем я приходил к твоему отцу, зайди в дом и спроси у него, пока он еще не забыл, о чем мы с ним говорили.

- Если вы пришли, чтобы объясниться по поводу забора Тома Мура, то меня не было дома, когда туда забрели коровы, я был в Дунхейвене, - сказал Сэм Донован, переводя взгляд с Медного Джона на его приказчика. - Вообще-то говоря, его забор уж слишком далеко выдается на север, он захватывает нашу землю, это вам всякий скажет. Том Мур не имел никакого права ставить там забор.

- Вопрос об этом заборе разбирался в третейском суде еще полгода тому назад, и тебе это прекрасно известно6 Сэм Донован, - вмешался в разговор приказчик, который почувствовал себя в своей стихии и непрочь был продемонстрировать свою власть. - Разве я не приходил сюда для того, чтобы измерить участок вместе с двумя беспристрастными свидетелями, которые подтвердили правильность нашего решения? Помнишь, ты же сам тогда сказал...

- Довольно, Нед, - нетерпеливо сказал Джон Бродрик. - Все это неважно, и Сэм прекрасно знает, что забор сломали коровы его отца и что он должен возместить ущерб, так что больше не о чем говорить. Пойдем домой, а то мы оба прмокнем до нитки.

Он круто повернулся и пошел, не простившись с Сэмом Донованом, и приказчик вынужден был последовать за ним, сожалея о том, что спор был прерван на середине, хотя он мог бы длиться еще достаточно долго, и потребовалось бы вернуться в дом и продолжить его за стаканом виски, что непременно состоялось бы, если бы он был один, а не в сопровождении своего брата и хозяина.

Погода переменилась, что часто случается в этих краях, в воздухе стоял липкий туман, а потом полил дождь, так что казалось, будто солнца здесь никогда и не бывает. Теперь ясно одно, думал Медный Джон, шагая вдоль болота, неизменно на пять-шесть ярдов впереди своего приказчика, пришло время показать этим Донованам раз и навсегда, что они должны прекратить мутить народ. Эта глупая вражда между двумя семьями - стародавняя история; прошлое давно пора похоронить и забыть о нем. Если Донованы не преуспели в жизни, не добились ничего хорошего, а наоборот, потеряли то положение, которое занимали прежде, то это произошло исключительно из-за их лени и безалаберного образа жизни. Преуспевание Бродриков не имеет к ним никакого отношения. Богатство, которое он, Джон Бродрик, приобретает, основано на его энергии и на счастливой способности идти в ногу со временем. Если Донованы этого не понимают и будут продолжать чинить ему препятствия, то они будут сломлены. И чем скорее это произойдет, тем лучше для Дунхейвена. Слишком много в стране таких семей: гордых, ленивых и никчемных, всегда готовых пойти против закона; они являют собой постоянную угрозу спокойствию государства и законопослушных землевладельцев, таких, как он сам. Покуда этих людей не заставят повиноваться, примириться с прогрессом и подчиниться общему ходу вещей, страна никогда не станет процветающей и богатой.