Василий Головачев - Палач времен

– Но каким же образом экспертам удалось измерить увеличение массы электрона? Ведь это произошло сразу во всем объеме нашего метагалактического домена? Изменились параметры не только измеряемых объектов, но и самих инструментов.

– Молодец, квистор, тебя не напрасно учили премудростям квантовой физики и истории. Мы сами не сразу определили бы сдвиг констант, если бы нам не помогли коллеги из соседней Ветви, предоставив независимую – от наших местных условий – аппаратуру. Раскачка вакуума имеет место, и это означает…

– Что начавшаяся Игра отражается и на нашей Ветви!

– Совершенно верно. Вот для нейтрализации этого воздействия мы и направили группу во главе с твоим отцом в нижние Ветви.

– Вы отправляли?

– Нет, конечно, командовал всем процессом подготовки и запуска Федор Полуянов.

– Почему же он так странно прореагировал на появление посланника отца?

– Разберемся. О нашем разговоре – никому ни слова.

– Даже маме?

– Мама работает вместе со мной, ей можно. – Ромашин улыбнулся, заметив прыгнувшие вверх брови собеседника. – Она из тех редких женщин, которые способны коня на скаку остановить, в горящую избу войти, постоять за себя и хранить тайны. С комиссаром постарайся не откровенничать или не встречаться вовсе. Этот человек явно что-то скрывает от нас всех, необходимо узнать – что именно и по какой причине.

– Я знаю его плохо.

– Возможно, мы тоже знаем его недостаточно. В прошлой Игре он играл вместе с нами… – Ромашин оборвал себя, встал. – Будь внимателен, квистор. Заметишь что-нибудь необычное, постарайся сообщить.

Ивор тоже поднялся, с сожалением подумав, что уходить не хочется, пожал руку Игнату, и тот проводил его к выходу из мастерской. На пороге Жданов задержался, кивнул на ряды скульптур, в большинстве своем изображавших чужих существ.

– Вас не компрометирует это анимационное творчество?

Бывший комиссар понял.

– Наоборот, никто не обращает внимания, все считают мое увлечение чудачеством. Очень удобная позиция.

Из-за спины Ромашина вдруг вышла тоненькая миниатюрная девушка в легком сарафане, облегающем фигуру. Она так напоминала Ясену: тот же овал лица, те же широко расставленные удлиненные зеленые глаза, те же брови вразлет, – что Ивор потрясенно уставился на нее, забыв о приветствии.

– Знакомьтесь, – покосился на нее скульптор. – Моя дочь Мириам.

– Здравствуйте, – улыбнулась девушка, окидывая Жданова смеющимся дерзким взглядом. – Я могла вас видеть прежде?

– Ты видела его мать, – проворчал Игнат. – Она бывала у нас в гостях. Уходишь?

– Да, мне пора на занятия.

– Не возражаешь, если тебя проводят?

Глаза Мириам оценивающе прошлись по фигуре Ивора, и тот впервые в жизни пожалел, что он не атлет.

– Если твой гость не спешит…

– Не спешу, – быстро сказал Ивор.

– Я так и предполагал, – кивнул Ромашин, пряча в глазах веселые искры. – Возьмите мой флайт. – Скульптор посмотрел на Жданова. – Она учится на факультете квистории СЕГУ, который ты закончил.

– Правда? – удивленно глянул на девушку Ивор.

– Правда, – засмеялась она. – Заканчиваю четвертый курс. Потом летняя практика в какой-нибудь археоэкспедиции, дипломная работа и экзамен. Пойдемте, а то я опоздаю на коллоквиум.

Мириам схватила Ивора за руку и потащила во дворик дома Ромашиных, где уже стоял готовый к полету личный аппарат Игната – каплевидный трехместный флайт цвета «брызги шампанского». Игнат проводил их задумчивым взглядом и вошел в мастерскую.

Дом, принадлежащий семье бывшего комиссара, располагался на территории Волоколамского заповедника в зоне владений лиц с высоким социальным статусом. Он принадлежал еще отцу Игната Филиппу, бывшему игроку сборной Земли по волейболу, а потом ее тренеру (в Ветви, откуда к Игнату прибыл его кванк Ромашин-второй, Филипп Ромашин стал конструктором таймфаговой аппаратуры, а потом сотрудником и комиссаром службы безопасности). Это был трехэтажный коттедж, стилизованный под древнерусские хоромы, с высокими двускатными крышами, резными наличниками и панелями, с маковками башенок и высоким крыльцом. Мастерская Ромашина была пристроена к дому позднее, но в том же стиле и не портила архитектурных пропорций.

Дом стоял у небольшой реки среди других строений, принадлежащих деятелям науки, культуры, искусства и виратуры[7], а также крупным чиновникам правительства Московского нойона, и не особенно выделялся среди них размерами и эстетикой форм. Здесь встречались гораздо более мощные и вычурные сооружения, созданные фантазией строителей.

Подлетая к дому Ромашиных, Ивор вдоволь налюбовался формой коттеджей, теперь же, улетая вместе с дочкой скульптора, бросил вниз, на отдаляющийся город, утопающий в зелени леса, лишь один взгляд. Мириам завладела его вниманием полностью.

Через минуту после знакомства они уже перешли на «ты» и болтали обо всем, что приходило в голову, вспоминали преподавателей университета, искали общих знакомых, рассказывали о своих пристрастиях и увлечениях, шутили, смеялись, будто были знакомы всю жизнь, и не заметили, что за ними в отдалении следует малозаметный на фоне облаков белый галеон.

Здание Среднеевропейского гуманитарного университета располагалось в Минске, бывшей столице Белоруссии, ныне – правительственном центре Белопольского нойона. До него быстрее можно было добраться на метро из Волоколамска, но молодые люди об этом не подумали, и путешествие на флайте длилось около двадцати минут, пока он мчался на юго-запад в воздушном коридоре скоростных машин.

Попрощались на крыше одной из башен университета, договорившись встретиться вечером. Ивор хотел было прочитать Мириам только что сложившиеся стихи, но вместо этого сказал как нечто очень важное:

– Ты не представляешь, как ты похожа на мою маму!

Девушка засмеялась, выскакивая из кабины флайта.

– Потому что моя мама из того же родового клана, что и твоя. Ее зовут Ярина, отец посещал ее мир – Гезем, влюбился и привез сюда, на Землю. Мы еще поговорим на эту тему.

Умчалась.

А он остался сидеть в кабине с ощущением безмерного удивления, ошеломленный, обрадованный, еще не вполне поверивший в счастье знакомства с девушкой, которую ждал и которой уже давно посвятил многие стихи. Альбина Яворская отошла на второй план и исчезла, превращаясь в символ.

Ивор поднял глаза к небу и вслух проговорил:

Прохожих не видно, но самую первуюувижу тебя, мне недолго идти.А встреча случится.Я так в это верую,что это не можетне произойти!..

Стихи эти были написаны давно, но теперь казались пророческими.