Верность до гроба - Громыко Ольга Николаевна
- Ну? - иронически поинтересовалась я, когда Ховел, устав меня благодарить, вышел из столовой. - И как ты собираешься ее уделывать? Неужели и впрямь одним плевком на месте положишь - чесночку там пожевав или святой водички хлебнув? А что, может сработать. Отвлечешь по крайней мере.
- Может, травануть ее чем? - Вал подозрительно заглянул в кружку, понюхал ее содержимое и, решившись, осушил одним глотком.
- Разве что ты за хвост подержишь, а я клизму с ядом поставлю. Иначе никак - если помнишь, последнюю пару дней она увлекается лечебным голоданием. Нет, лучше засаду устроить.
- А что, эта тварь только человечину жрет? - Тролль ткнул ножом в блюдо с колбасой, наколов три кружка разом.
- Нет, пару месяцев может обходиться другой пищей, даже растительной. Но потом неизбежно ослабеет и погибнет.
- Так, может, просто подождем? - цинично предложил наемник. - Либо она сама лапы откинет, либо проголодается и отраву схарчит!
- Или от старости околеет, - поддакнула я. - Не валяй дурака, напарничек, надо прикончить ее как можно скорее. Этой же ночью и займемся. Главное, хорошенько все продумать - второй попытки, боюсь, у нас не будет.
Ховел распахнул дверь по первому же стуку, встретив меня в синем шелковом халате, с тщательно уложенными волосами и алой розой наперевес, но его обворожительная улыбка тут же угасла - в комнату, бесцеремонно отпихнув его с дороги, шагнул Вал. Удивленно принюхавшись, тролль сморщил нос и раскатисто чихнул:
- Чем это здесь смердит, а?
На столе горела витая ароматическая свеча, стояли два высоких бокала и откупоренная бутылка вина.
- Вал, открой окно, - попросила я, гася свечу и заменяя ее пульсаром. - Господин Залесский, я же предупреждала, что навещу вас исключительно с целью поимки нацыги, а вы что тут устроили? Навоняли какой-то дрянью, у меня виски теперь ломит, как же я колдовать буду?
Ховел смутился и поплотнее запахнул халат.
- У вас уже есть план?
- Да. Мы посидим здесь до полуночи, а потом одинокая беззащитная девушка спустится вниз по лестнице, пересечет двор и неспешным прогулочным шагом пойдет к деревне, любуясь звездами и нюхая цветочки.
- А чем она собирается заниматься до полуночи? - проворковал Ховел, вновь обретая надежду.
- Да уж явно не окучиванием и без того развесистых рогов вашей дражайшей супруги, - фыркнула я. - Удивляюсь, как их еще на портретах не рисуют - для пущего сходства... Впрочем, попробуйте предложить этой отважной девушке пяток-другой кладней, может, она и согласится?
- Цыпа, ты чего?! - неподдельно возмутился тролль. - Совсем сбрендила?
- Почему бы и нет? Ты же сам говорил, что неприличных работенок не бывает. Главное, никому о них не рассказывать, - вкрадчиво напомнила я, предусмотрительно держась подальше от его тяжелой и уже занесенной лапы.
- А вам-то что за дело, любезный? - Судя по алчному блеску Ховеловых глаз, над казной госпожи Залесской в очередной раз нависла угроза растраты.
Тролль широко осклабился и вытащил из кармана парик, без зазрения совести позаимствованный нами из комнаты отсутствующей хозяйки. Энергично встряхнул, подняв облачко приторно пахнущей пудры, критически изучил на вытянутой руке.
- Мне-то как раз и дело, потому что одинокая беззащитная девушка - это я, а цыпа будет красться следом!
Ховел, уже позвякивавший монетками в кармане, поспешно отпрянул назад и, не оценив шутки, обиженно насупился.
Мы с Валом на всякий случай обшарили комнату, но ни в шкафах, ни под кроватью затаившихся нацыг не обнаружили. Не слишком огорчившись, я заперла дверь, а тролль снял куртку и прямо поверх кольчужки натянул веселенькое платье в мелкий цветочек (наученная горьким опытом, я не стала обещать кухарке вернуть его в целости и сохранности, а сразу сунула женщине пару серебряных монет). Не сказать, чтобы оно оказалось как по Валу сшито, но ширина успешно перешла в длину, и движений оно не стесняло.
Ховел крутился вокруг, причитая:
- Какой позор! Неужели она поверит, что я мог польститься на... такое?
Прямо сказать, при близком рассмотрении юной прелестницы нацыгу могло и стошнить. Девица из Вала вышла да редкость непривлекательная- высоченная, сутулая и горбатая из-за висящего за спиной, под платьем, меча. Особую пикантность образу придавала небритая, паскудно ухмыляющаяся троллья рожа в обрамлении длинных светлых локонов.
- Ховел, прекратите ныть! - не выдержала я. - Какая вам разница, что подумает о вас нацыга? Или вы и ее вознамерились пригласить на романтический ужин при свечах? Если вам так уж хочется стенать, делайте это сладострастно, пусть нацыга не сомневается в царящем за дверью разврате!
Но сладострастно стенать Ховел отказался наотрез, и убеждением нацыга пришлось заняться мне. Вал, распускавший ворот платья до неприличной глубины, чтобы тот не мешал выхватывать меч, на минутку замер, прислушался и задумчиво изрек:
- Ну, ранней весной под окнами такие вопли - обычное дело, но посередь лета и испугаться недолго - то ли режут кого, то ли душат...
Я обиженно замолчала. Окно, кстати, на всякий случай закрыла. Запах уже выветрился, и мне не хотелось привлекать излишнее внимание нежити одиноким пятнышком света. Сомневаюсь, конечно, что в него с зубовным скрежетом ринутся "сотенные косяки нетопырей", но у большинства ночных тварей тонкий слух и острые когти, вполне пригодные для карабканья по отвесным стенам. Хотя бы из чистого любопытства, а там - кто знает...
- Ну что, цыпа, готова? - Тролль в последний раз одернул платье и шагнул к двери. У меня предательски заныло внизу живота.
- Рановато еще. До полуночи больше часа осталось.
- Ничего, погуляем, свежим воздухом подышим, покуда дождь не хлынул. Глянь, какая там темень, а ведь луна едва на убыль пошла. Добрые люди уже десятые сны смотрят, и нацыге, поди, тоже мокнуть неохота. Давным-давно небось у крыльца слоняется, на небо поглядывает и Ховела костерит.
- Ладно, - обреченно вздохнула я. - Открывай. Будем надеяться, она не заставит нас бродить вокруг села до рассвета, изображая не просто одинокую, но и больную на голову девушку. А потом селяне будут взахлеб рассказывать друг другу о кривоногой умертвии в саване, предвещающей - кто бы сомневался! - очередную гадость вроде курьего мора...
