Роберт Шекли - Лавка старинных диковин (сборник)
Не дождавшись ответа, женщина отвернулась и окинула взглядом горизонт. Она как будто вовсе забыла о Бернстейне, а тот не мог понять, в чем дело, пока не увидел выражение ее лица. Марсианка казалась зачарованной, мечтательные фиалковые глаза были устремлены вдаль. И она очень тихо напевала чистым, нежным, мелодичным голосом. Бернстейн прислушался и через некоторое время разобрал слова:
– Глазами тост произнеси, и я отвечу взглядом…
Старинная песня – ее пела Илла в рассказе Брэдбери.
– Илла? – произнес Бернстейн.
Марсианка повернулась к нему – и как будто только сейчас всерьез восприняла его присутствие.
– Ты космонавт с Земли?
– Да, Илла.
Женщина присмотрелась к нему.
– Не вижу твоего лица, – сказала она.
Бернстейн смело, как накануне, снял шлем.
– Чем же ты так опечален? – спросила женщина.
Бернстейну и невдомек было, что его расстроенные чувства столь явственно отражаются на лице.
– Тебя никто не ждет на родной планете?
– Да, никто меня не ждет…
– Быть может, посчастливится найти красивую девушку здесь, на Марсе.
Бернстейн понял, что это царство невероятного, волшебного затягивает его в себя. И постарался сосредоточиться.
– У меня проблема, – проговорил он. – Не знаю, как рассказать прилетевшим со мной людям о тебе. И о других землянах, которых я повстречал тут вчера. О канале, о городе. Это не укладывается в нашу модель мироздания, понимаешь? С реальностью нашей не вяжется.
– Грустно это слышать, – сказала марсианка.
– В моем мире, – продолжал Бернстейн, – даже вот этот разговор, что мы с тобой ведем, был бы немыслим. В моем мире… в настоящем мире Марс – просто мертвый камень, присыпанный песком.
– Твой мир просто ужасен! – воскликнула Илла. – С него надо бежать сломя голову.
– Я и сам об этом подумывал, – вздохнул Бернстейн. Он вспомнил, как в рассказе Брэдбери Илле грезилась встреча с капитаном Блэком еще до того, как тот прилетел на самом деле, и как они беседовали в ее снах, и как он обещал увезти ее с собой и показать Землю. Об этом прознал Илл, муж Иллы, и пришел в бешенство. Он запретил жене идти в Зеленую долину, где должна была состояться напророченная ею посадка корабля. Прихватив ружье, Илл пошел туда сам. И было совершенно ясно, что он убьет Йорка.
– Йорк еще не прилетел, – сказал марсианке Бернстейн. – Ты ведь знаешь, как намерен поступить с ним твой муж?
– Да, знаю, – ответила Илла. – И это меня очень пугает. Но, быть может, на этот раз все получится по-другому.
– Где сейчас Илл?
– Пошел охотиться в Зеленую долину.
– Но ведь Йорк именно в этой долине посадит свой корабль.
– Думаю, да, – кивнула Илла. – Но теперь уже мне ясно, что сон не сбудется. Ведь сюда прилетел твой корабль, а не Йорка.
– Верно, – подтвердил Бернстейн.
– Какая-то великая тайна связана с тобой и с твоими спутниками. Но где же Йорк?
– Не знаю.
Вдали он увидел крошечный силуэт – кто-то медленно брел по равнине. Илл, кто же еще. У него на плече серебристое ружье с колоколообразным дулом. С такого расстояния не увидишь, если он выстрелит в кого-нибудь.
Пора уходить, решил Бернстейн.
– До свиданья, Илла. Надеюсь, мы еще увидимся.
Он повернулся, но марсианка уже исчезла. Только сейчас Бернстейн спохватился, что не сфотографировал ее.
Значит, рано возвращаться, надо шагать дальше. Отыскать канал, вдоль него пройти к увиденному вчера марсианскому городу. Если получится сделать там снимки, он докажет…
Докажет ли?
Вот показались далекие шпили. Бернстейн продвигался вперед размеренным шагом, а дома и башни увеличивались, прорисовывались все четче. Сказочный пустынный град, открытый непрестанно вздыхающим ветрам. А перед ним – длинный канал. Ощущалась влажность, как будто дело шло к дождю.
Настоящий ли это Марс? А почему бы и нет? С какой стати его прежний вариант должен быть жизнеспособнее и реалистичнее этого нового? Разве это не грех гордыни, не интеллектуальное высокомерие – требовать, чтобы Вселенная соответствовала твоим представлениям о ней? С какой стати Марс должен был оказаться именно таким, каким его рисуют себе жители Земли?
Город был окружен стеной, но в ней Бернстейн углядел ворота, через которые и вошел. И за стеной ему открылся поистине волшебный уголок с длинными тонкими башнями, хрустальными шпилями, позлащенными колоннами. Мраморные стены покрыты резьбой, в ней угадываются дивные существа, возможно боги никогда не существовавшего мира. В зачарованном этом городе Бернстейн сидел прямо на мостовой и не знал, смеяться ему или плакать.
А потом из-за угла вышел марсианин и сел рядом с ним.
– Что-нибудь не так? – спросил марсианин.
– Здесь творятся очень и очень странные вещи, – ответил Бернстейн. – Это не мой Марс.
– Вот и мне не по себе, – признался марсианин. – Этот Марс и не мой тоже.
– Чей же он тогда?
– Вероятно, новый вариант… следующий в очереди.
– Как такое может быть?
– Чего не знаю, того не знаю, – вздохнул марсианин. – С подобными вопросами, пожалуй, тебе следует обратиться к господину Ксиксу.
Марсианин встал и побрел своей дорогой. Бернстейн заставил себя подняться на ноги. Надо с кем-нибудь поговорить. С тем, кто хоть что-то понимает в происходящем.
Он шагал по тихим улицам меж высокими, старинными, диковинными для глаз землянина домами. Некоторое время спустя Бернстейн заметил другого пешехода. Это тоже был марсианин, но гораздо старше первого.
– Вы, должно быть, господин Ксикс, – предположил Бернстейн.
– Ну а кто же еще? – остановился Ксикс. – А вы один из них?
– Из них – это из кого?
– Из землян. Они тут появлялись однажды, а куда делись, нам неведомо.
– Это люди из рассказа, – ответил Бернстейн. – Из истории, которой на самом деле никогда не было.
– А… Ну тогда понятно. Видите ли, если бы это случилось на самом деле, возможно, пришел бы конец всему. Но поскольку все было вымыслом, за судьбу мира можно не опасаться.
– Вы хотите сказать, эта цивилизация-греза существует на самом деле?
– Конечно.
– Подождите здесь, пока я сообщу об этом остальным.
– Остальным – это кому?
– Экспедиции НАСА, с которой я сюда прибыл. Знаете ли, на нашем Марсе дышать нечем, а стужа там царит лютая.
– Грустно это слышать, – сказал Ксикс.
– Почему?
– Потому что две модели мироздания, ваш Марс и наш Марс, сосуществовать не могут. Слишком много аномалий, слишком большая разница между законами природы, на которые эти миры опираются.
– И что же будет?
– Трудно сказать, – пожал плечами Ксикс.
И тут Бернстейн вспомнил о фотоаппарате. Он положил шлем на мостовую и вынул из скафандра камеру.
– Что это? – спросил Ксикс.
– Фотоаппарат, – ответил Бернстейн. – Он моментально зарисовывает то, на что направлен. Картинки можно потом проявить, и они послужат доказательством увиденного мной.
– Вы уже делали здесь такие картинки?
– Нет, но собираюсь начать с вас.
– Я бы не советовал, – озабоченным тоном произнес Ксикс.
– Это абсолютно безопасно, – улыбнулся Бернстейн. – Никакого вреда фотоаппарат вам не причинит.
– Я не за себя беспокоюсь, – пояснил Ксикс. – Под угрозой может оказаться тот, кто рисует, а не тот, кого рисуют.
– Что за чепуха! Надеюсь, вы не попробуете меня остановить.
– Вот еще. Я всего лишь дал совет, для вашей же пользы. Поступайте, как сочтете нужным.
И марсианин пошел прочь.
Бернстейн нерешительно поднял камеру, сфокусировал объектив на удаляющемся марсианине, но не посмел нажать на кнопку. Повел видоискателем по окружающим домам. И опустил фотоаппарат.
А ведь это очень важный момент – момент истины для человеческой истории. Бернстейн это чувствовал. Если он не сделает снимки сейчас, когда есть такая возможность, то все останется грезой, видением. Очередной загадочной сказкой, каких люди насочиняли тысячи.
Но если он вернется не с пустыми руками… Возможно, наличие доказательств существования этого мира утвердит сам факт его существования.
Бернстейн медлил. Ведь нельзя исключать, что, если он зафиксирует этот новый мир, его родной мир исчезнет.
Об этом даже думать не хотелось.
Бернстейн поднял камеру и сфотографировал улицу, на которой стоял. Сделал он это с содроганием, но ничего не произошло. Он снял еще несколько видов.
А потом услышал шум и резко повернулся.
По мостовой шел человек и катил широкую тележку. Это был землянин, но почему-то в белом фартуке и соломенной шляпе. Тележка была разрисована в яркую красно-зеленую полоску.
Землянин что-то выкрикивал на ходу. Когда он приблизился, Бернстейн разобрал: «Горяченькие! Остренькие!»
