Виталий Забирко - Все пули мимо

Затем Сашок откатился в сторону под бок "мерседеса" и рывком за руку подтянул к себе Пескаря.

- Быстро внутрь! - скомандовал он, юркнул на переднее сиденье, но, видя полную беспомощность Пескаря, теперь уже за шиворот втащил в салон машины и его.

- Фу-ух! - облегчённо выдохнул Сашок, рукавом размазывая грязь по лицу. - Кажется, должны прорваться...

Он завёл мотор, но тронуть машину с места не успел. Из-за деревьев показался бронетранспортёр и открыл огонь из пулемёта по уцелевшим спецназовцам.

- Ах ты, чёрт!.. - в сердцах скрипнул зубами Сашок и со злостью ударил ладонями по рулю. Потом, словно успокоившись, медленно повернул голову к Пескарю и посмотрел на него долгим немигающим взглядом. И было в его глазах что-то от тоски, непонимания и недоумения. И от вечности.

- И почему ты мне так в душу запал? - горько спросил он. Но спросил не Пескаря, а самого себя.

Пескарь не ответил. Что могла сказать пустая оболочка, оставшаяся от человека?

- Эх, где наша не пропадала! - бесшабашно оскалился в ветровое стекло Сашок и, дав газ, начал резко разворачивать "мерседес" к лесу. Одновременно он вышиб рукой дверцу и вышвырнул Пескаря из машины.

- Лежи мордой в грязь, авось пронесёт! - гаркнул он на прощание и на полной скорости погнал "мерседес" прямо на бронетранспортёр.

Идея была безумной, но других под рукой не имелось. Тем не менее, она почти удалась. Почти. Пулемётчик с бронетранспортёра сразу перенёс огонь на "мерседес", в клочья лопнула одна покрышка, затем вторая, но броня спецмашины держала пули, и "мерседес", хоть и заюлил, сбавил скорость, но неумолимо шёл на таран. Однако буквально в трёх метрах от бронетранспортёра кто-то из террористов выстрелом в капот подбил "мерседес" из гранатомёта. Взрывом машину подбросило, перевернуло, и пылающие обломки перегородили дорогу бронетранспортёру.

Наверное, именно эта задержка и спасла жизнь Пескарю. Он как выпал из машины, так и застыл на карачках, в полной прострации наблюдая за боем. Пупсика не стало, но пули почему-то по-прежнему летели мимо. Пескарь видел, как погиб Сашок, видел, как приостановился бронетранспортёр, выжидая, пока пламя горящего "мерседеса" немного утихомирится. Видел, как бронетранспортёр снова двинулся вперёд, сдвигая дымящиеся обломки в сторону...

И только он отстранёно подумал, что вот теперь-то пуля-дура его точно не минует, как вдруг бронетранспортёр раскололо пополам страшным взрывом, а фигурки террористов, на мгновение застывшие на месте от неожиданности, развернулись и побежали к лесу под шквальным пулемётным огнём. Но добежали до деревьев немногие.

Над головой послышался сухой шелест винтов, а затем метрах в пяти перед Пескарём с неба увесисто шлёпнулась махина "тени". Из чрева вертолёта выплеснулось отделение спецназовцев, в мгновение ока рассредоточилось и бегом устремилось вдогонку за террористами. Человек пять бросилось к Пескарю.

Его подняли из грязи, поставили на ноги, и он увидел перед собой лицо полковника Рудина.

- Где госсекретарь?! - в запале боя проорал Рудин.

Но и ему ничего не ответил Пескарь. Только глазами указал в сторону обломков "мерседеса". Полковник сразу всё понял. На то он и спецназовец, чтобы мгновенно оценивать обстановку.

- В машину! - приказал он своим ребятам, указывая на Пескаря.

Не церемонясь, его забросили в отсек будто мешок картошки, за ним вскочил полковник, и вертолёт тут же поднялся в воздух. Здесь Рудин уже мог позволить себе вспомнить, кто перед ним, поэтому, вежливо поддерживая президента под мышку, провёл его в пассажирский отсек и усадил на сиденье.

- Куда прикажете доставить, господин президент? - наконец-то полностью соблюдая субординацию спросил Рудин.

Пескарь не ответил. Он не видел и не слышал полковника. В голове, как заноза, застряла одна-единственная мысль, состоящая из сплошного недоумения: "Пупсика нет, так почему же пули опять мимо летели? Ну да, будь жив пацан, я не был бы по уши в грязи, а щеголял во фраке с цветочком в петлице, когда пули у виска свистели бы... Но Пупсика нет. А пули-то всё равно мимо!"

Три раза Рудин повторил свой вопрос, наконец понял состояние Пескаря и всучил ему в руки флягу с водкой. Чисто автоматически Пескарь приложился к фляге и медленно, экономными глотками, будто воду, выпил добрую половину. Выпил бы и всю флягу, но Рудин, оценив ситуацию, остановил его.

- Господин президент, прикажете доставить вас к нам на базу или в Кремль? - изменил тактику полковник.

И Пескарь наконец услышал его. Водка оказала своё действие, раздвоение личности закончилось.

- В Кремль... - выдавил он сиплым голосом и отключился от действительности. Но теперь отключился по-другому - ушёл в себя, в свои мысли. Разогретая спиртным кровь хлынула в голову и разбудила память. Он вспомнил сразу всю свою жизнь, точнее, свою карьеру от рэкетира до президента. Вспомнил, как он трусливо бежал с рынка во время разборки, как всадил пулю в лоб Хари, как убрал Бонзу, как "женился" на Алиске, как куролесил в Париже, бражничал с президентом Соединённых Штатов... Одного он никак не мог воскресить в памяти - лица Пупсика. Он ещё раз прокрутил в сознании вехи своей карьеры, и тут произошла невероятная вещь. По всему выходило, что Пупсик вроде никак не повлиял на его жизнь. И в Харю стрелял сам Пескарь, и Бонзу "мочил" он сам, и экс-премьера... И не было рядом Пупсика, когда он по телевидению обещания толпе раздавал... И предвыборную кампанию Сашок вёл...

Собственно, а чем его карьера отличается от карьеры практически любого политика или бизнесмена в России? Да ничем! Кто из них закон не преступал, кто без разбору по трупам своих соперников и соратников в прямом и фигуральном смыслах вверх к власти не карабкался? Ну кто? Кто?!

Тогда при чём здесь Пупсик...

И чем больше Пескарь раздумывал над этой дилеммой, прокручивая в памяти этапы своей карьеры, тем больше убеждался в правильности своего умозаключения. Пока, наконец, оно не оформилось в короткую, ёмкую фразу, которая, раз родившись в сознании, возникала теперь при воспоминании каждого конкретного эпизода. И в конце концов осталась только она одна, и вертелась эта фраза в голове весь путь до Кремля, как на заезженной граммофонной пластинке, перемежаясь ударами пульса в висках: "А был ли пацан ва-аще?!"