Клиффорд Саймак - Роковая кукла. Сборник фантастических романов

I

ПРИЗРАКИ СОЛНЦА

Лаки Старр и его маленький друг Джон Бигмэн Джонс шли вслед за молодым инженером вверх по пандусу к воздушному шлюзу, который вел на поверхность планеты Меркурий. Лаки подумал: «По крайней мере, мы недолго раскачиваемся».

Он провел на Меркурии всего час. Времени хватило лишь на то, чтобы убедиться, что его корабль «Молния Старр» благополучно убран в подземный ангар. Он успел встретиться только с механиками, которые работали при посадке и затем возились с кораблем.

То есть с этими механиками и со Скоттом Майндсом, ответственным за программу «Свет». Этот молодой человек, казалось, только его и ждал. Почти сразу же он предложил выйти на поверхность.

Как он объяснил, полюбоваться видами.

Конечно, Лаки ему не поверил. Маленькое лицо инженера горело тревогой, и, когда он говорил, рот подергивался. Глаза его ускользали от холодного ровного взгляда Лаки.

Все же Лаки согласился выйти на поверхность. До сих пор ему было известно о неполадках на Меркурии лишь то, что они представляли весьма щекотливую проблему для Совета Науки. Поэтому Лаки очень хотел выйти вместе с Майндсом.

Что же касается Бигмэна Джонса, он всегда был рад сопровождать Лаки куда угодно и когда угодно, по делу и просто так.

Однако у Бигмэна поднялись брови, когда они трое надевали скафандры, чтобы выйти на поверхность. Он почти незаметно указал на кобуру, висевшую на боку у Майндса.

Лаки тихонько кивнул в ответ. Он тоже заметил толстое дуло крупнокалиберного бластера, не влезавшее в кобуру.

Молодой инженер первым ступил на поверхность планеты. За ним Лаки Старр, последним вышел Бигмэн.

На мгновенье они потеряли друг друга в почти полной темноте. Видны были лишь звезды, яркие и твердые в холодном безвоздушном пространстве.

Первым пришел в себя Бигмэн. Сила тяжести здесь, на Меркурии, была почти равна силе тяжести на его родном Марсе. Марсианские ночи почти такие же темные, звезды в ночном небе почти такие же яркие. Его высокий голос четко прозвучал в наушниках:

— Эй, я, кажется, уже что-то различаю!

Лаки тоже начал ориентироваться, и то, что он увидел, поразило его. Конечно же, звезды не могли светить так ярко. Хаотический пейзаж был окутан светящимся туманом, в котором выделялись молочно-белые острые скалы.

Лаки видел нечто подобное на Луне во время двухнедельной лунной ночи. Там тоже был совершенно пустой пейзаж, грубый и хаотичный. Никогда за миллионы лет ни там, на Луне, ни здесь, на Меркурии, не ласкали поверхность струи свежего ветра или капли дождя. Голые скалы, более холодные, чем может представить воображение, стояли без льда и инея в этом безводном мире.

В лунных ночах тоже была эта молочная белизна. Но на половине Луны, во всяком случае, был свет Земли. Полная Земля светила в шестнадцать раз ярче, чем полная Луна. Это доводилось наблюдать с Земли.

Здесь, на Меркурии, в Солнечной обсерватории на северном полюсе, не было такой яркой планеты.

— Это свет звезд? — спросил он наконец, хотя знал, что это не так.

Скотт Майндс устало ответил:

— Это мерцание короны.

— Большая галактика! — слегка усмехнулся Лаки. — Корона! Ну конечно! Мог бы и сам догадаться!

— Догадаться о чем? — воскликнул Бигмэн. — Что происходит? Эй, Майндс, в чем дело?

— Обернитесь. Вы стоите спиной к ней.

Все повернулись. Лаки тихонько свистнул сквозь зубы; Бигмэн вскрикнул от удивления. Майндс промолчал.

Часть горизонта четко, словно гравюра, выделялась на фоне жемчужного неба. Каждая неровность была отчетливо видна. Небо над этим участком горизонта примерно на треть свода полыхало заревом, более ярким над самым горизонтом и бледным ближе к зениту. На небе сияли яркие и четкие, словно вырезанные, полосы бледного света.

— Это и есть корона, мистер Джонс, — сказал Майндс.

Несмотря на свое удивление, Бигмэн не забывал о правилах приличия, как он понимал их.

— Зовите меня Бигмэн, — проворчал он. — Вы говорите о короне вокруг Солнца? Я не думал, что она такая большая.

— Ее глубина миллион миль, может быть, и больше, — заметил Майндс, — а мы сейчас на Меркурии — ближайшей к Солнцу планете. Отсюда до Солнца всего тридцать миллионов миль. Вы ведь с Марса?

— Родился и вырос там, — ответил Бигмэн.

— Ну так вот, если бы отсюда видно было Солнце, то вы заметили бы, что оно в тридцать шесть раз больше, чем когда смотришь с Марса, и корона тоже. И, конечно, в тридцать шесть раз ярче.

Лаки кивнул. И Солнце, и корона кажутся отсюда в 9 раз больше, чем с Земли. А корону на Земле можно увидеть только во время полного затмения.

Так что Майндс не совсем солгал. На Меркурии было что посмотреть. В своем воображении он попытался представить корону, спрятанное сейчас за горизонтом Солнце, которое она окружает. Это был бы величественный вид!

Майндс продолжал, в голосе его слышалась явная горечь:

— Этот свет называют «белым призраком Солнца».

Лаки сказал:

— Мне нравится. Удачное название.

— Удачное? — разъярился Майндс. — Я так не думаю. Слишком много здесь говорят о призраках. Эта планета — сплошное проклятье! На ней ничего не получается, как надо. Мины не работают… — голос его оборвался.

Лаки подумал: «Пусть покипит».

Вслух он спросил:

— А что вы хотели нам показать, Майндс?

— Ах, да. Надо немного пройти. Недалеко, учитывая силу тяжести, но надо смотреть, куда ступаете. Дорог здесь нет, а мерцание короны может быть очень обманчиво. Лучше включить лампы на шлемах.

Говоря это, он включил свою лампу, и с его шлема протянулся луч света, превративший землю в желто-черное лоскутное одеяло. Вспыхнули две другие лампы, и три фигуры двинулись вперед, переступая ногами в специально защищенной тяжелой обуви. Они беззвучно шли в вакууме, при каждом шаге чувствуя, несмотря на скафандр, легкие колебания воздуха.

Они шли, и Майндс, казалось, сам с собой говорил о планете. Он говорил тихим, напряженным голосом:

— Я ненавижу Меркурий. Я торчу здесь шесть месяцев, два меркурианских года, и мне это надоело. Прежде всего, я никак не думал, что мне придется здесь пробыть дольше полугода, но время прошло, и ничего не сделано. Все здесь не так. Это самая маленькая планета. Она ближе всего к Солнцу, правда, повернута к нему лишь одним боком. Там, — он указал рукой в направлении отблесков короны, — солнечная сторона, где местами так жарко, что можно плавить свинец и варить серу. А в противоположном направлении, — он опять взмахнул рукой, — единственная поверхность планеты во всей Солнечной системе, которая никогда не видит Солнца. Все здесь ужасно.