Евгений Войскунский - Ур,сын Шама. Фантастический роман

Однажды она уже видела на лице Ура это ужасное каменное выражение. Господи, подумала она, что у него за приступы? Не вывез ли он какую-то неведомую болезнь с той планеты?..

— …МЫ НЕ ПОНИМАЕМ ТВОИХ ПОБУЖДЕНИЙ. НЕ ПОНИМАЕМ, ЗАЧЕМ НУЖНА НОВАЯ ПОЕЗДКА. ЗАЧЕМ НУЖНО ДАВАТЬ ИМ НОВОЕ ЗНАНИЕ, КОТОРОЕ ОНИ МОГУТ ОБРАТИТЬ ПРОТИВ НАС, ПРОТИВ РАЗУМНОЙ ЖИЗНИ?

— Так получилось, Учитель… Так получилось, что у меня возникли обязанности. Я просто не мог здесь жить в стороне от их дел. Это невозможно…

— У ТЕБЯ ТОЛЬКО ОДНА ОБЯЗАННОСТЬ. ТЫ ЕЕ ЗНАЕШЬ.

— Да, я знаю. Я выполнял ее, насколько в моих силах…

— ТЫ ВЫПОЛНЯЛ ОБЯЗАННОСТЬ ХОРОШО. НО ПОСЛЕДНЕЕ ВРЕМЯ МЫ ПЕРЕСТАЛИ ТЕБЯ ПОНИМАТЬ. ОТВЕТЬ НА ВОПРОС О НОВОМ ЗНАНИИ.

— Я прошлый раз сообщил о своем проекте. У меня нет уверенности, что он будет осуществлен. Но если будет, то они получат большее количество энергии. Они смогут за несколько десятилетий перестроить свою устаревшую техносферу…

— ЭТОГО НЕЛЬЗЯ ДОПУСТИТЬ. ОНИ НАПРАВЯТ НОВУЮ ЭНЕРГИЮ НА ВЫХОД В БОЛЬШОЙ КОСМОС. ПОГИБНУТ РАЗУМНЫЕ МИРЫ. ПОГИБНУТ ТЕ, КТО ТЕБЯ ВОСПИТАЛ И ПРИОБЩИЛ К РАЗУМУ…

— Нет! Они не станут уничтожать разумную жизнь!

— ТЫ САМ ПОДТВЕРДИЛ ИХ ВРОЖДЕННУЮ АГРЕССИВНОСТЬ. ТЫ САМ ПОСТРАДАЛ. ТЕБЕ НАНОСИЛИ УДАРЫ, И ТЫ НАНОСИЛ УДАРЫ. ЭТО МИР, ПОЛНЫЙ НЕНАВИСТИ.

— Это мир, полный противоречий. Да, много ненависти и насилия, но еще больше доброты и человечности…

— Я НЕ ПОНЯЛ.

— Человечность… Как объяснить тебе. Учитель… Это — когда любишь людей и делаешь им добро…

— ЛЮБИТЬ СЕБЕ ПОДОБНЫХ МОЖНО ЛИШЬ НА ОСНОВЕ ОБЩЕГО РАЗУМА. НЕВОЗМОЖНО ЛЮБИТЬ ТЕХ, КТО НЕНАВИДИТ, КТО НАНОСИТ УДАРЫ.

— Да, это так. Это, конечно, так… Но люди умеют любить и ненавидеть одновременно…

— ЭТО НЕВОЗМОЖНО.

— Мне трудно объяснить, Учитель, как пестра и многообразна здесь жизнь. Людей разъединяют границы, языки, социальное устройство и экономический уклад. Но многое их объединяет. Идеи мира и социальной справедливости объединяют огромные массы. Люди сознают глобальную опасность, скрытую в ядерном оружии. Это совсем не тот примитивный мир, которого у нас опасаются. Дикарь с атомной дубиной — это образ неправильный!

— ПЕРЕДАЙ ПРАВИЛЬНЫЙ ОБРАЗ.

— Я не могу с ходу… Впрочем… Может быть, так: юноша с факелом у порога космоса.

— ЮНОША — ЭТО ВОЗРАСТ. ЧТО ОЗНАЧАЕТ ФАКЕЛ? ГОТОВНОСТЬ ПОДЖЕЧЬ?

— Нет. Это факел знания.

— СОМНЕВАЮСЬ В ПРАВИЛЬНОСТИ ОБРАЗА. ФАКЕЛ НЕПОЛНОГО ЗНАНИЯ МОЖЕТ СТАТЬ ЗАПАЛОМ ДЛЯ ВОДОРОДНОЙ БОМБЫ. ТЫ УВЛЕЧЕН ЧАСТНЫМИ ФАКТАМИ, КОТОРЫЕ МЕШАЮТ ОБЪЕКТИВНОЙ ОЦЕНКЕ. ТЕБЕ ПОНЯТНО ЭТО?

— Да. Но только…

— КОНЧАЕТСЯ УСЛОВЛЕННЫЙ СРОК. ТЫ ДОЛЖЕН ПРЕКРАТИТЬ СОВМЕСТНУЮ РАБОТУ С НИМИ. ТЫ ДОЛЖЕН ЕЩЕ РАЗ ВСЕ ОБДУМАТЬ И ГОТОВИТЬСЯ К ОТЛЕТУ…

Мадагаскар открылся рано утром — изрезанный зелено-коричневый берег над неправдоподобно синей водой. Всхолмленная равнина как бы карабкалась со ступеньки на ступеньку вверх, а дальше начинались горы, подернутые призрачной облачностью.

«Каравелла» прошла над белым, в резких тенях портовым городом и некоторое время летела над ущельем, по которому стекала к Мозамбикскому проливу быстрая река. Мимолетно вспыхнули на солнце зеркальца ее порогов. И вдруг в разрыве облаков ощерился затененным кратером вулкан. Слева заголубело горное озеро. Еще вулканы — целое семейство. Над ними, словно охраняя их вековой сон, простерлись недвижные облака.

Перегнувшись пополам, почти лежа на Уре, Валерий с жадностью смотрел на проплывающий остров.

— Мадагаскар, — бормотал он. — Мадагаскар подо мною…

Красавица стюардесса с головокружительной улыбкой тронула его за локоть, указала пальчиком на ремень, на светящееся табло. «Каравелла» шла на посадку. На высоком плато, круто обрывавшемся в зеленую долину, возникла россыпь островерхих домиков, — должно быть, окраина Антананариве столицы Малагасийской республики. Дымили какие-то трубы. Из буйной зелени тут и там выпирали голые морщинистые скалы.

— На большой, обширной ниве… я вижу Антананариве, — пробормотал Валерий, а стюардесса, удивленно посмотрев на его шею, пошла по проходу дальше.

«Каравелла» мягко тронула круглыми лапами шершавую бетонку, чуть подпрыгнула и побежала к аэропорту, над которым развевались флаги.

Влажная жара охватила путешественников, как только они вышли из самолетного чрева. Здесь было лето в разгаре. Под неодобрительным взглядом Нонны Валерий стянул с себя куртку.

Они шли в толпе пассажиров за аэропортовским чиновником. Из пестрой группки встречающих, отгороженных барьером, им помахал бородач в тропическом шлеме и крикнул:

— Мосье Ур!

Ур недоуменно взглянул на него. В следующий миг он узнал Шамона, оператора подводных съемок из Океанариума, и, улыбаясь, приветственно поднял руку. Шамон сказал ему что-то по-французски, Ур кивнул.

— Это сотрудник Русто, — сообщил он Нонне и Валерию. — Он приехал за нами и после формальностей увезет нас в Диего-Суарес. «Дидона» стоит там, а Русто чем-то занят, я не совсем понял. Извиняется, что не сумел сам приехать.

После проверки документов и таможенного досмотра нашим путешественникам возвратили паспорта, украшенные свеженькими штампами. Шоколадного цвета носильщики погрузили их багаж на тележку и выкатили ее из здания аэропорта. Тут уже поджидал Шамон.

Спустя еще минут пятнадцать они катили в расхлябанном микроавтобусе, в нутре которого что-то протяжно стонало и дребезжало. Из радиоприемника рвался бешеный джаз. Мальгаш-водитель подсвистывал ему. Шамон что-то говорил, вроде бы по-русски, но было плохо слышно. Он все посматривал на Нонну и улыбался ей. У него было добродушное широкое лицо в окладе черной и жесткой, будто проволочной бороды.

Въехали в Антананариве. Замелькали убогие хижины, свалка, пестрые вывески лавчонок; полуголые коричневые ребятишки с криком гоняли по мостовой тряпичный мяч; шофер высунулся из окошка и неистово на них заорал, ребятишки завопили в ответ. Вдруг на перекрестке полицейский в громадной фуражке, в белой рубашке и шортах мановением руки пустил микроавтобус на широкий, многолюдный проспект, с обеих сторон обсаженный пальмами, и тут пошли дома европейского типа, и опять хлынули пестрые вывески и яркие витрины, и опять Валерий высунулся и крутил головой, жадно вбирая в себя краски, звон и запахи малагасийской столицы.

У Нонны немного кружилась голова от этого мелькания, от нескончаемого джаза. А тут еще Валерий, неугомонное создание, принялся кричать ей в ухо о каких-то пиратах. О каком-то капитане Миссоне и каком-то монахе с итальянской фамилией, которые в семнадцатом веке создали здесь, на берегу Мадагаскара, пиратскую республику Либерталию, и было в этой республике полное братство и никакой частной собственности. Пираты-утописты? Ах, вечно вычитает Валерка несусветное!..